Результаты обследования людей с разобщенными (хирургически либо из-за травм) полушариями головного мозга подтвердили зависимость алекситимии от дисбаланса полушарий [Теп-houfer W. D., Walter D. O., Норре K. D., Boden J. E., 1987].
И. С. Коростелева и B. C. Ротенберг видели возможность алекситимии и «обученной беспомощности» преимущественно у людей с нарушением функционирования правого полушария головного мозга, что обуславливает их интернальный локус контроля [Коростелева И. С., Ротенберг B. C., 2000]. Это подтверждается экспериментальными данными Тейлора (1985). Выше указано, что и в наших экспериментах в невесомости испытуемый М. страдал от алекситимии и еще больше — от «раздражающей беспомощности». Возможно, она была недолгим аналогом «выученной беспомощности»?
Здесь надо обратиться к пониманию предназначений правого и левого полушарий головного мозга людей. Наиболее адекватной признана концепция B. C. Ротенберга, опубликованная еще в 1979 г. [Rotenberg V. S., 1979]. «Согласно этой концепции, — писал он позднее, — правое полушарие "схватывает" предметы и явления как целое, как это постулировалось и в концепции Gordon и Zaidel, но в отличие от этих авторов подчеркивается, что целостность эта создается за счет одномоментной интеграции как внутренних связей между элементами этих предметов и явлений, так и внешних связей этих предметов и явлений с другими. Преимущество целостного, правополушарного "схватывания" именно в этом и состоит — в интеграции сложных и нередко противоречивых связей. Если объект восприятия представляет собой совокупность простых однородных элементов со столь же простыми отношениями между ними (как, например, в тех наборах букв или простых геометрических фигур, которые Polich предъявлял своим испытуемым в разные поля зрения), у правого полушария нет никакого преимущества по сравнению с левым в схватывании такого рода "целостности". Говоря метафорически, целостность, в которой уникально компетентно правое полушариє — это целостность калейдоскопа, а не целостность цепи, состоящей из одинаковых звеньев.
Левое полушарие занято противоположной деятельностью — оно производит разъятие целого на его составные элементы. Из всего обилия реальных и потенциальных связей между предметами и явлениями левое полушарие выбирает отдельные, немногие, в пределе — одну-единственную, но наиболее сильную, что обеспечивает возможность анализа, но за счет синтеза. Оно дифференцирует, а не объединяет» [Ротенберг B. C., 2006].
B. C. Ротенберг пишет: «Алекситимия типична не только для психосоматческих расстройств (Alkin, Alexandr, 1988), но и для депрессии (Parker at all., 1991), характеризует нервную булимию (Jimerson at all., 1994), невротические и психотические нарушения (Rubino, 1993). Это как бы общий (с нашей точки зрения патогенетический) компонент очень многих форм патологии, отражающих функциональную дефектность правополушарного мышления» [там же].
Обратим внимание на то, что после участия в авиационных полетах с режимами невесомости только у «пассивных тошноти-ков» возникало депрессивное состояние с ухудшением аппетита (разной выраженности и продолжительности). Напротив, були-мия (греч. bus — бык + limos — голод = неудержимое обжорство) появлялась у «активных пугливых весельчаков». Даже после нескольких сотен пребываний в недолгой невесомости, когда у них благодаря адаптации уже не возникали в полетах ни краткий страх, ни экстатическая радость, эти люди старались плотно пообедать перед полетом (обед из четырех блюд) и все-таки сразу после него, т. е. спустя 3,5 часа, вновь «обедали» (еще раз обед из четырех блюд).
Профессор А. В. Лебединский комментировал это как результат гипоталамических влияний [Лебединский А. В., 1963]. Однако интересна интерпретация булимии после «ударов» невесомостью с точки зрения Джимерсона Д. Ц., Сифнеоса П. Е. и др. [Jimerson D. C., Wolfe В. Е., Franko D. L., Covino N. A., Sifneos P. E., 1994, с. 56, 90—93] как результат межполушарной асимметрии, активированной гравиинерционным стрессором.
Спустя много лет участники тех наших полетов вспоминали собственную эйфорию и усмешки окружающих, когда они вторично поедали обильную пищу в летной столовой. Нередко после полета повторно обедали и члены экипажа самолета, в котором создавалась невесомость. Однако такая булимия наблюдалась нами лишь при полете 10-12 режимах невесомости, когда же по техническим причинам число режим уменьшили до 3-6, булимии после «ударов» невесомостью не стало.
По мнению Е. Гольдберга и Л. Д. Косты, правому полушарию принадлежит ведущая роль в оперировании принципиально новой и неожиданной информацией [GoldbergЕ.. Costa L. D., 1981; Ананьев Б. Г., 1961, с. 144-173]. На основании этой гипотезы можно предположить, что неожиданность и беспрецедентность «удара» невесомостью, адресованная правому полушарию, у определенного ряда людей (у «пассивных тошнотиков») перенапрягла его функциональные возможности, что и вызвало алекситимию как результат правополушарного ослабления. Но почему это произошло не у всех впервые оказавшихся в невесомости?
Возможно, алекситимия при стрессе в невесомости проявлялась лишь у тех испытуемых, у кого была латентная дефектность, вернее, слабость правого полушария? Если это так, то почему их представление о пространстве после исчезновения опоры под ногами все же базировалось не на интернальных (внутрителесных гравирецепторных) сигналах и реальности падения, а на экстер-нальных сигналах о (тоже реальной) оптической и акустической стабильности внутрикабинного пространства «падающего» самолета? Может быть, феномены, актуализировавшиеся после «ударов» невесомостью, у «пассивных тошнотиков» обусловлены не слабостью, а высокой чувствительностью правополушарных систем и функций? Мы не ставили перед собой эти вопросы, проводя в прошлом веке эксперименты, в которых обнаружили «алекситимию невесомости», и не смогли бы тогда на них ответить.