Предпосылки возникновения социально-стрессового расстройств

Впервые предположение о наличии группы так называемых социально-стрессовых расстройств (ССР) было высказано в 1991 г. на основе анализа состояния психического здоровья населения России и республик бывшего СССР во время начавшейся в конце 80-х годов перестройки общества. Первым этапом периода «экстремальности» новейшей истории, этапом деструктивности, назвал этот период С. Г. Сукиасян (1999).

Эти явления были связаны психологами влиянием психогенно-актуальной для большого числа людей социально-экономической и политической ситуации (Сукиасян С. Г., 1999; Журавлев А. Л., 1998; Матрос Л. Г., 1992).

За прошедшие годы проблема социальных потрясений не только не исчезла, но и значительно обострилась, о чем свидетельствуют официальные данные.

Социально-психологическая ситуация, сложившаяся в России в постсоциалистический период, привела к ломке общественного сознания и жизненной ориентации десятков миллионов людей. Появились новые социальные контингенты сограждан – бомжи, мигранты, вынужденные переселенцы. Социальные катаклизмы, потрясшие нашу страну, физически и психически травмировали общество. Появилась огромная масса инвалидов. К. Ю. Галкин (2004) правомерно относит к аптропосоциогенным катастрофам террористические акты. Так, в Волгодонске вовлеченность населения в катастрофу была настолько велика, что практически весь социум испытал на себе коллективный дистресс, превосходящий все другие возможные человеческие переживания и вызвавший буквально эпидемию острых стрессовых расстройств и посттравматических стрессовых расстройств.

В печати, по телевидению постоянно проходит информация о землетрясениях, кораблекрушениях, взрывах с человеческими жертвами, заложниках и т. д. Все это не может не иметь удручающих социальных последствий для общественного здоровья. Кроме того, по мнению известного психиатра, заведующего отделом пограничной психиатрии Государственного научного центра клинической и судебной психиатрии им. В. П. Сербского профессора Ю. А. Александровского, как следствие, происходящие негативные социальные потрясения способствует развитию у массы людей состояния психоэмоционального перенапряжения и психической дезадаптации. Расстройства, связанные с социальными переменами, становятся основой для развития собственно неврозов и различных телесных заболеваний (гипертонии, язвы, диабета, глаукомы и многих других. Ю. А.Александровский считает, что материальные затруднения и бедность оказывают меньшее влияние на снижение качества жизни человека и на развитие социально-стрессовых расстройств, чем душевное неблагополучие. Он полагает, что именно с нарушением духовного состояния общества в последние годы в России и в других пост социалистических странах можно связать рост пограничных психических расстройств (Александровский Ю. А., 1999).

Безусловно, подобные явления связаны с индивидуальным нарушением психического здоровья, но они всегда в силу вызывающих их обстоятельств отражают состояние общественного психического здоровья. По существу, это явление «коллективной травматизации», естественной «экспериментальной модели» ССР. В связи с этим он ссылается на оценку З. Фрейдом психологии масс в критические периоды, который специально выделяет подчеркнутую аффективность, внушаемость, легковерие, предпочтение слухов официальной информации, «заразительность» переживаний и убеждений (Александровский Ю. А., 2002).

Известный немецкий психиатр Карл Ясперс, анализируя изменения психического состояния людей в Германии после ее поражения в первой мировой войне и сопоставляя их с «психическими явлениями» в «неспокойные времена» – после эпидемии чумы в XIV в., во время Великой французской революции, а также после революции 1917 г. в России приходит к заключению, что наблюдаемые во все эти периоды глубокие эмоциональные потрясения касаются популяции в целом. «Критические периоды», проявляющиеся войнами, экономическими, духовными кризисами сопровождают всю историю человечества. Причем, как отмечает К. Ясперс, они «воздействуют на людей совершенно иначе, чем потрясения сугубо личного свойства». В первую очередь наблюдается утрата ценности человеческой жизни, что выражается в равнодушии к смерти, снижении осторожности в опасных ситуациях, готовности жертвовать жизнью «без всяких идеалов». Наряду с этим отмечается «неуемная жажда наслаждений и моральная неразборчивость» (Ясперс К., 1997).

Аналогичные «модели» можно наблюдать при анализе психического здоровья населения разных стран в критические исторические периоды. Ссылаясь на мнение ряда авторитетных исследователей Л. Н. Юрьева (1996) утверждает, что своеобразной моделью изменения общественного сознания является психологическое самочувствие населения Украины в постсоциалистический период. Данные социологических опросов свидетельствуют о нарастании тревожности, пессимистических установок, «экзистенциального вакуума», чувства социальной невостребованности и потере перспективы у подавляющего большинства респондентов. Социокультуральные изменения повлекли за собой также и изменение массового сознания с тенденцией к иррациональному восприятию действительности и с включением механизмов аутистического и архаического мышления (Полтавец В. И., М. К.Белинская, 1994; Б. С.Положий, 1995; Головаха,1997 Е. И.).

Примером непосредственного влияния социальных факторов на психическое здоровье больших групп населения стал так называемый американский невроз (состояние раздражительной слабости), описанный в США в 20-х годах XX века в период Великой депрессии.

Что касается России, то вся история ее развития сопровождалась кровопролитными бунтами, выступлениями, революциями. Со второй половины XIX века можно найти указания на это в целом ряде публикаций.

В частности, известный русский психиатр Ф. Е. Рыбаков в докладе на заседании Московского общества невропатологов и психиатров на основании специально проведенного исследования отметил причинную связь между политическими событиями того времени (революция 1905 г.) и психическими расстройствами. Он обратил внимание на то, что погром, забастовки, принудительное участие в стачках, особенно у лиц, «пассивно участвующих в политическом движении», вызывают тревогу, страх, «подавленность в действиях», острый бред и другие расстройства. Было также отмечено изменение характера у этих лиц в последующем. Обращаясь к истории российской психиатрии, нельзя не отметить роль известного отечественного психиатра А. М. Розенштейна, который впервые ввёл понятие «невропсихиатрия» предложил называть невротические расстройства социальной болезнью. В докладе на II Всероссийском совещании по вопросам психиатрии и неврологии в 1923 году он отметил, что многочисленные варианты психических нарушений «интимно переплетаются с распространением нервности, а нервность стала массовой в «нервный век», который совпал с развитием социально-экономических отношений..» (цит. по Александровскому Ю. А.).

Особые социальные и психологические проблемы порождает жизнь в крупных городах, мегаполисах с их сложной структурой. Возникают ситуации, которые зачастую связаны не только с экономической социологией, но и психологией и медициной. К числу мало разработанных проблем относится изучение феномена «зоны напряженности». Если раньше термин употреблялся обозначения одного из видов городской территории, то сегодня социологи, употребляя его, все чаще подразумевают территорию социальной напряженности.

Из самой природы городской жизни вытекает появление зон напряженности в городах. Воздействие уплотненной городской среды на протекание социальных процессов в городе тонко подметил еще Э. Дюркгейм. По его мнению, чем выше плотность городского населения, чем внушительнее отсутствие благоприятных условий жизни, тем реальнее возможность появления конфликтных ситуаций, факторов напряженности. По мнению Э. Дюркгейма, «главное усилие социолога должно быть направлено к тому, чтобы обнаружить различные свойства среды, способные оказать влияние на развитие социальных явлений» (Дюркгейм Э. М., 1995). Выдвинутый Э. Дюркгеймом социологический постулат о связи городской среды и развития социальных явлений становится методологически эффективным при исследовании стратификационных процессов и конфликтных ситуаций в крупных российских городах на рубеже XXI века. Любая микро — и макропространственная структура крупного города, содержащая определенные ресурсы, капиталовложения, материальные ценности, потенциально содержит возможность превратиться в зону социальной напряженности в отношениях между слоями городского населения. Особый вид социальной напряженности в городской среде связан со структурой экономики крупных городов, сложившимися городскими инфраструктурами, особенностями их социального развития. Нарастание негативных настроений в условиях системного кризиса многих крупных российских городов сознание городских слоев, вовлеченных в нисходящую социальную мобильность, приводит к спорам, конфликтам и другим формам социальной напряженности. Обострившиеся противоречия между работодателями и товаропроизводителями на крупных предприятиях, высокий уровень высвобождения работников и ограниченные возможности трудоустройства по основной специальности из-за технологической изношенности оборудования, неполную загрузку производственных мощностей, снижение доходов населения, борьба за ограниченные материальные денежные ресурсы на данной территории между различными социальными слоями, могут стать причиной недовольства и нарастающей социальной напряженности. Властные структуры города могут повлиять на уровень напряженности территории: либо обостряя отношения между группами путем открытой поддержки одной из сторон, либо путем сбалансированной политики, создавая стабильность и равновесие сил (Шваков А., Швакова Ю., 2009).

Мы согласны с мнением большинства исследователей, что социально-стрессовые состояния отмечаются, вероятно, у большого числа жителей разных стран при изменении массового сознания и привычного образа жизни. Анцыферова Л. Я., 1994, 1999; Абульханова-Славская К. А., 199(; Водопьянова П. Е., 1998; Журавлев А. Л., 1998; Дикая Л. Г., Махнач А. В., 1996; Леонтьев Д. А., 1997; Куликов Л. В., 1997; Шапкин С А., Дикая Л. Г., 1996).

По мнению Ю. А.Александровского, к основным социальным причинам социально-стрессового расстройства в республиках бывшего СССР можно отнести, во-первых, последствия длительного господства тоталитарного режима, воспитавшего несколько поколений людей на псевдодемократических идеологических и экономических принципах и приведшего к разрушению общепринятой в развитых странах в XX столетии духовной, средовой и экологической основы организации жизни миллионов людей. События, связанные с ломкой стереотипов жизнедеятельности больших контингентов населения, к которым относятся не только пожилые люди, но и 30-40-летние, оказались способными вызвать макросоциальные общегрупповые психогении. Привыкшие жить в относительно стабильном обществе люди столкнулись с экономическим и политическим хаосом, безработицей, обострением межнациональных конфликтов, локальными гражданскими войнами, появлением миллионов беженцев, расслоению общества, ростом гражданского неповиновения и преступности.

Объективные обстоятельства, связанные с экономическим кризисом, охватившим в последние годы мировую экономику, пагубным образом повлияли на политическую и экономическую обстановку в России, что придало социально-стрессовым обстоятельствам хронический, растянутый во времени характер. Эти события обусловили множество мелких внутриличностных и межличностных конфликтов, породивших кризис идентичности личности у большинства жителей постсоветского пространства, современной России. Переосмысление жизненных целей и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов нередко приводят людей к утрате смысла жизни, недоверию к обещаниям руководства, отсутствию реальных надежд на улучшение ситуации. Психологи и социологи объясняют это ригидностью личностных установок и стереотипов поведения в условиях стремительно меняющихся общественных и экономических отношений.

Появившиеся в результате перестройки общества возможности демократии: гласность, снятие политической цензуры не смогли быть быстро реализованы из-за неподготовленности большей части населения к созидательной деятельности в новых условиях, отсутствия соответствующей политической культуры, активного противодействия длительно сохраняющихся структур тоталитарной власти. Массовые индивидуальные конфликты, связанные с проблемами приватизации, инвестирования, переоснащением предприятий, потерей рабочих мест из-за сокращений, невозможностью дальнейшей выплаты кредитов, общего обнищания, создали огромный и трудно классифицируемый конгломерат социально-психологической напряженности. Социологи прогнозируют дальнейшее обострение ситуации в связи с сокращением крупными компаниями. Согласно данным центра аналитических исследований АНКОР, опубликованные в ноябре 2008 года, которые проводилось по всей России среди 148 компаний, занимающихся производством товаров народного потребления и промышленного назначения, а также из секторов логистики, ИТ, фармацевтики и розничной торговли. программы планируется сокращение затрат на обучения сотрудников (об этом сообщили 75% опрошенных), льготные ссуды (33%), добровольное медицинское страхование (17%).

Формирующиеся на этом фоне доклинические психологические и клинически оформившиеся варианты социально-стрессовых расстройств непосредственно определяют динамику компенсации и декомпенсации невротических нарушений.

Возникшие в результате перемен, происходящих в России, социальная и личностная дезориентация объясняются особенностями существовавшей социальной культуры, формировавшей у личности стандартизованные, общие для всех идеалы ego, что приводило к нивелировке индивидуальных идеалов и ценностей. Разрушения старой социальной системы с ее догмами привело к нивелированию прежних «ego-идеалов». «Старые» общественные ценности и ориентиры при этом официально разрушаются, «отменяются», а формирование новых задерживается. Все это порождает не только социальные, но и личностные проблемы (Творогова Н. Д., 2004) По мнению Ю. А.Александровского, опорой в этот сложный переходный период могут стать индивидуальные механизмы, направленные на защиту от болезненного осознания крушения идеалов – создание собственных «ego-идеалов».

Специалистами отдела пограничной психиатрии ГНЦССП им. В. П. Сербского обнаружены три основных защитных механизма. У пациентов с социально-стрессовым расстройством, как правило, старше 35 лет преобладает идеализация прошлой жизни с ее системой отношений, что предопределяет «уход от решения проблем сегодняшнего дня». Для другой группы обследованных характерно отрицание каких-либо жизненных ценностей и ориентиров. Их можно охарактеризовать как «живущих одним днем», они «пассивно дрейфуют» по жизни, не имея никаких целей и планов. Третий наблюдаемый защитный механизм – смещение, выражающееся в замене реальных проблем социально-психологического плана на необычный интерес к магическому объяснению происходящих событий, таких, как вера в астрологию, гадание, ясновидение, экстрасенсорику и т. д.

Стоит подчеркнуть, что особенности социально-стрессовых расстройств в разных странах зависят не только от конкретных причин стрессовых реакций, актуальных для больших групп населения, но и от субкультурального своеобразия, определяющего типологию наработанных веками образцов поведения и привычек. Знание национальных традиций и культуры помогает предвидеть и вовремя предотвращать «невротизацию общества» и, наоборот, их игнорирование может приводить к непредсказуемым последствиям.

К макросоциальным факторам, потенцирующим развитие кризисных состояний в популяции, относятся факторы, формирующие на протяжении нескольких поколений ментальность населения, его морально–этические установки и идеалы. Коренное, навязанное извне, изменение национального сознания носит характер хронической психотравмы и постепенно изменяет и ухудшает психологическое состояние населения в целом, что является благоприятной почвой для развития психических и поведенческих расстройств.

В ряду макросоциальных факторов социальных факторов, влияющих на развитие ССР, значительное место принадлежит «мотивации нации» или той или иной ее части. Многочисленные исследования на Западе, начало которым положил Макс Вебер, подтвердили важность исследования проблем национальной организационной культуры. Наиболее интересные результаты по данной проблеме были получены в 70 – 80 годы прошлого столетия Гиртом Хофстедом, сотрудником компании IBM. Его исследования проводились в период в 1967 по 1980 годы. Объектом исследования были граждане 50 стран мира, работающие в компании IBM. Хофстед определяет культуру как коллективную ментальную запрограммированность, часть предопределенности восприятия мира нами, общую с другими представителями нашей нации, региона или группы и отличающую нас от представителей других наций, регионов и групп. Выяснилось, что рейтинг индивидуализма в стране статистически коррелирован с уровнем благосостояния. Влияние индивидуализма и коллективизма характеризуется предельной ориентацией индивидуумов на личные интересы. Таким образом, получилось, что богатые страны имеют индивидуальные культуры, а бедные страны – коллективистские.

Так, социальные потребности вообще не рассматриваются в шкале мотивации США, у граждан США сильно развиты идеи достижения и вызова. Термин «обязанности» как обозначение обязательств перед другими людьми или обществом в американских теориях лидерства не употребляется. Основными мотивациями являются обязательства перед самим собой, то есть самореализация и самоуважение. Это связано с низким неприятием неопределенности и мужественностью. К этой группе Г. Хофстед отнес также австралийцев, британцев и ирландцев, «мотивированных на достижение», лидерство в большом и малом бизнесе. Для них основную роль играют деньги.

В Германии, Японии, Австрии, Бельгии, Италии, Греции, Японии культура, характеризуется более сильным неприятием неопределенности. Люди меньше склонны принимать риск, для них мощным стимулом является защищенность. Ориентированные на «защитную мотивацию», они ценят превыше всего, стабильность и традиции, «свой мирок», в который никто не вмешивался.

Для коллективистских обществ, с ярко выраженной социальной мотивацией, таких, как Россия: Югославия, Испания, Бразилия, Чили, Израиль, Турция, напротив характерно развитие социальных потребностей. Социальной мотивацией отличаются также жители стран Скандинавии, но они постоянно нацелены на улучшение «качества жизни», в отличие от предыдущей группы, в которой люди, хотя и настроены на улучшение качества жизни, считают, что «лучше всего ничего не менять, чтобы не стало хуже». (Hofstede, G., 1980, 1991).

Ломка «мотивации нации», так же как и изменение моральных и религиозных устоев, сопровождается повышенным риском развития социально-стрессовых расстройств.

Анализ проведенных нами опросов показал, что, несмотря на желание большинства респондентов «лучше всего ничего не менять, чтобы не стало хуже», в малых социальных группах установлены признаки скрытой напряженности в форме низкого уровня общей удовлетворенности работой, открытых высказываний против решений администрации, негативных обсуждений ее действий. Около 70% из более, чем 200 опрошенных, отметили материальную неудовлетворенность, 44% – служебно-профессиональную. Была высказана широкая готовность к смене места работы. С условием анализа полученных нами данных и сравнения с официальными сведениями, можно в целом утверждать, что латентный уровень социальной напряженности в современном российском обществе довольно высок и четко определяются тенденции к дальнейшему его повышению. Дальнейшее изменение социальных связей и жизненных планов, нестабильность и неопределенность жизненного положения могут способствовать ухудшению возможной социальной ситуации. Это позволяет предположить, что в стране увеличение латентного уровня социальной напряженности может произойти резкое (скачкообразное) увеличению явных признаков социальной напряженности и развитие ее в сторону предкризисного, а затем и кризисного состояния.

Анализ имеющейся в нашем распоряжении литературы показал, что наряду с глобальными политическими и экономическими проблемами значительное место в комплексе причин социально-стрессовых расстройств могут занимать индивидуальные: организация жизни (Киселева В. А, 2004); неумение управлять, использовать и индивидуалистические, и коллективистские устремления (Потуткова С. А.), характерные для той или иной группы людей, соотношение эмоционального и рационального начал; ухудшение соматического здоровья, усиление декомпенсации невротических и патохарактерологических нарушений под влиянием «биогенного» воздействия экологических вредностей.

Updated: 25.01.2014 — 16:47