Переживание экзистенциальной изоляции порождает в высшей степени дискомфортное субъективное состояние и, как любую форму дисфории, индивид не может длительное время его выносить Бессознательные защитные механизмы проделывают свою "работу", проворно выводя его из сферы сознательного опыта Эти защиты должны работать без передышки, потому что изоляция внутри нас постоянно ожидает момента, чтобы стать осознанной. Как выразился Мартин Бубер, "волны эфира рокочут постоянно, но большую часть времени наши приемники выключены".
Как человек ограждает себя от ужаса конечной изоляции. Он может взять на себя частичную ношу изоляции и мужественно или, используя термин Хайдеггера, "непоколебимо" нести ее. Что касается остальной части, человек пытается отказаться от своей обособленности и войти в отношения с другим – таким же человеком либо божественной сущностью. Главная защита от ужаса экзистенциальной изоляции, таким образом, связана с отношениями, и потому мое обсуждение клинических проявлении экзистенциальной изоляции будет сконцентрировано на межличностных отношениях. Однако, в отличие от традиционного обсуждения, принятого в межличностной психологии, я не стану фокусировать внимание на таких потребностях, как безопасность, привязанность, самооценка, удовлетворение вожделения или власть, а обращусь к рассмотрению отношений с точки зрения смягчения фундаментальной и универсальной изоляции.
Никакие отношения не могут уничтожить изоляцию Каждый из нас одинок в существовании Однако одиночество можно разделить с другим таким образом, что любовь компенсирует боль изоляции. "Великие отношения, – говорит Бубер, пробивают брешь в барьерах возвышенного уединения, смягчают его суровый закон и перебрасывают мост от одного самостоятельного существа к другому самостоятельному существу через пропасть страха вселенной".
Я считаю, что если мы сможем признать ситуацию своей изолированности в жизни и стойко встретить ее, мы сумеем с любовью обратиться к другим. Если же, напротив, нас захлестнет ужас перед бездной одиночества, мы не станем близки с другими, а вместо этого будем бить по ним лишь ради того, чтобы не утонуть в море существования. В этом случае наши отношения вообще не будут истинными отношениями, но лишь расстройствами, неудачами, искажениями того, что могло бы быть. Мы не сможем относиться к другим, полностью воспринимая их как самих себя, как чувствующие существа, тоже одинокие, тоже испуганные, тоже созидающие мир домашности из теста вещей. Мы станем вести себя по отношению к другим существам как к инструментам, средствам. Другой, уже не "другой", а "оно", помещается нами там, внутри нашего собственного мира, чтобы выполнять Функцию. Эта функция прежде всего, конечно, является Отрицанием изоляции, но ее осознание слишком близко привело бы нас к нашему тайному ужасу. Требуется прятать все больше, возникают метафункции, и мы строим отношения, которые обеспечивают продукт (например, власть, слияние, величие или восхищение), а он в свою очередь служит отрицанию изоляции.
В этой защитной психической организации нет ничего нового: каждая объяснительная система поведения основана на некоем ядерном конфликте, замаскированном слоями защитных и скрывающих динамик. Неудавшиеся "отношения" со своими продуктами, функциями и метафункциями составляют то, что клиницисты называют "межличностной психопатологией". Я намерен описать клиническую картину многих форм патологических отношений и обсудить экзистенциальную динамику каждой из них. Но чтобы полностью понять, чем не являются отношения, необходимо сначала постичь, чем они в наилучшем случае могут быть.
Любовь, свободная от того, чтобы нуждаться в другом
Лучший вариант – наличие отношений без нужды друг в друге. Но как можно любить другого ради другого, а не за то, что другой дает любимому? Как мы можем любить, не используя, без quid pro quo,* без груза слепого увлечения, вожделения, восхищения или служения себе? Многие мудрые мыслители задавались этим вопросом, и я начну с обзора их высказываний.
* Одно вместо другого (лат.).
Мартин Бубер. "В начале – отношение". Так утверждал Мартин Бубер, философ и теолог, чей патриархальный вид, довершенный пронзительным взглядом и густой белой бородой, увеличивал силу его философских заявлений. Бубер оказал необыкновенное воздействие как на религиозную философию, так и на психиатрическую теорию. Его позиция необычна, поскольку она основывается, с одной стороны, на еврейской мистической школе и хасидизме, а с другой – на современной релятивистской теории. "В начале – отношение" уходит корнями в эти традиции. Бубер был частью мистической традиции, согласно которой каждый индивид – частица Завета; в каждом заключена божественная искра, а вместе они раскрывают священное присутствие. Следовательно, всех индивидов объединяет то, что каждый имеет космическую, духовную связь с мирозданием.
Бубер считал, что стремление к отношениям "врожденно", дано изначально, и полагал, "что в материнской утробе любой человек знает вселенную (то есть находится в отношениях с ней) и забывает ее при рождении". У ребенка есть "побуждение" к контакту – изначально тактильному, а затем "оптимальному" контакту с другим существом". Ребенок не знает никакого "я", он не знает никакого иного состояния бытия, кроме отношений.
Бубер утверждал, что "человек" не существует как отдельная сущность. "Человек сотворен между". Есть два основных типа отношений и, следовательно, два типа взаимосвязи, которые Бубер назвал "Я-Ты" и "Я-Оно". Отношения "Я-Оно" – это отношения между человеком и средствами, "функциональные" отношения, отношения между субъектом и объектом, где полностью отсутствует взаимность.
Отношения "Я-Ты" – это целиком взаимные отношения, включающие в себя полное переживание другого. Они отличаются от эмпатии (рассмотрения в воображении ситуации с точки зрения другого), потому что это больше чем "Я", пытающееся отнестись к "другому". "Не существует ‘Я’ как такового, а есть лишь фундаментальное Я-Ты".
"Отношения это взаимность". Не только "Ты" отношений Я-Ты отлично от "Оно" в отношениях Я-Оно, и не только сама Природа отношений Я-Ты и Я-Оно разительно отличается – есть еще более глубокое различие. Само "Я" в этих двух ситуациях различно. Это не "Я", занимающее исключительное положение в реальности, которое может решать, устанавливать ли отношения со многими "Оно" или "Ты", объектами, присутствующими в поле зрения человека. Нет, "Я" – это "междувость"; "Я", которое Возникает и формируется в контексте каких-то отношений. Следовательно, на "Я" глубоко влияют отношения с "Ты". С каждым "Ты" и в каждое мгновение отношений "Я" создается заново. При отношении к "Оно" (будь это предмет или личность, превращенная в предмет) человек удерживает от контакта какую-то часть себя: изучает "Оно" со многих возможных точек зрения; категоризирует, анализирует, судит и выносит решение о положении "Оно" в обширной схеме предметов. Но когда человек соотносится с "Ты", в это вовлечено все его существо, ничего невозможно изъять.
"Базисное слово ‘Я-Ты’ может произнести только все существо человека. Концентрация и слияние в целостное существо не могут быть осуществлены мной, не могут быть осуществлены без меня. ‘Я’ нуждаюсь в ‘Ты’ для становления; становясь Я, я говорю ‘Ты’…"
Если человек соотносится с другим менее, чем всем своим существом, если он что-то удерживает – например, соотносясь через жадность или предвкушение чего-то взамен, – если остается на объективной позиции, наблюдателем, и думает о впечатлении, которое его действия произведут на другого, тогда он превращает встречу Я-Ты во встречу Я-Оно.
Чтобы быть по-настоящему близкими с другим, мы должны по-настоящему слушать другого: отбросить стереотипы и ожидания, связанные с другим, и позволить сформировать себя ответом другого. Проведенное Бубером различие между "подлинным" и "псевдо" слушанием, несомненно, имеет важный смысл для терапевтических отношений.
Чтобы быть в отношениях с другим, не нуждаясь в нем, человек должен потерять или превзойти себя. Моя любимая иллюстрация отношений Я-Ты – описание Бубером себя и своего коня, относящееся к времени его детства.
"Когда мне было одиннадцать лет, я проводил лето в поместье бабушки и деда. Настолько часто, насколько я мог делать это незаметно, я прокрадывался в конюшню и ласково гладил по шее моего любимого ширококостного серого в яблоках коня. Это было не случайное удовольствие, а великое, конечно, дружеское и вместе с тем глубоко волнующее действие. Чтобы объяснить его сейчас, начиная с воспоминания, свежесть которого все еще хранит моя рука, я должен сказать, что соприкасаясь с животным, я ощущал именно Другого, огромную непохожесть Другого, которая, однако, не оставалась чужой, как непохожесть быка или барана, но позволяла мне приблизиться и коснуться ее. Когда я гладил мощную гриву, иногда чудесно мягкую и расчесанную, в другое время удивительно неухоженную, под своей рукой я чувствовал жизнь, как будто стихия самой жизненной энергии граничила с моей кожей – что-то, что не было мною, конечно, не было похоже на меня, ощутимо другое, не просто иное, действительно Другое само по себе; и тем не менее оно позволяло мне подойти, доверялось мне, стихийно ставило себя со мной в отношения Ты и Ты. Конь, даже когда я не начинал с того, чтобы сыпать для него овес в ясли, очень мягко поднимал свою массивную голову, слегка прядал ушами, потом тихонько ржал, как заговорщик подает сигнал, надеясь, что его узнает только участник заговора; я был одобрен. Но один раз – не знаю, что нашло на ребенка, во всяком случае это было вполне детское переживание, – меня поразила мысль, как мне весело гладить, и внезапно я стал сознавать свою руку. Игра продолжалась, как прежде, но что-то изменилось, это уже не было тем же самым. И на следующий день, когда я, задав обильный корм, погладил голову моего друга, он не поднял головы".
Основной способ переживания Я-Ты – это "диалог", немой или произнесенный, в котором "каждый из участников имеет в виду другого или других в их особом бытии и обращается к ним с намерением установить живые взаимоотношения между собою и ими". Диалог – это нечто иное, как поворот к другому всем своим существом. Когда юный Бубер отвернулся от коня, стал осознавать свою руку и то, какое большое удовольствие доставляло ему поглаживание, диалог исчез, воцарился "монолог" и "Я-Оно". Бубер назвал этот поворот от другого "рефлексией". В рефлексии человек не просто "озабочен собой", но, что важнее, забывает об особом существовании другого.
Виктор Франкл выражает сходную мысль, сожалея о современной "вульгаризации" идеи встречи. Франкл доказывает, и я полагаю, вполне корректно, что, как нередко происходит в так называемой группе встреч, "встреча" – на самом деле никакая не встреча, а исключительно самовыражение, поклонение разряду аффекта, обоснование которого коренится в психологической "монадологии", изображающей человека как камеру без окон, существо, неспособное превзойти себя, не могущее "повернуться к другому". Вследствие этого акцент слишком часто делается на выбросе человеческой агрессии, на избиении подушки или боксерской груши, на самооценке, на использовании других для решения старых проблем, на самоактуализации. Вместо поворота к другому происходят, как сказал бы Бубер, "монологи, замаскированные под диалог".
Бубер ожидал очень многого в отношениях Я-Ты. Например, однажды его посетил незнакомый молодой человек, который якобы пришел поговорить. Позже Бубер узнал, что у незнакомца была скрытая цель. что он был "приведен судьбой" накануне критически важного личного решения. Хотя Бубер обошелся с ним дружелюбно и внимательно, он ругал себя за то, что "был тогда не в духе" и "не сумел догадаться о вопросах, которые человек не задал". Но всегда ли возможно обратиться к другому с такой глубиной? По-видимому, нет, и Бубер подчеркивал, что хотя отношения Я-Ты и представляют образец, к которому человеку следует стремиться, осуществляются они лишь в редкие мгновения. Человеку приходится жить главным образом в мире Я-Оно; живя исключительно в "Ты"-мире, мы сгорели бы в белом пламени "Ты".
"[Оно-мир – это] мир, в котором человек должен жить и при этом может жить комфортно. …Моменты "Ты" возникают как странные лирико-драматические эпизоды. Их обаяние может соблазнять, но они втягивают нас в опасные крайности. …Человек не может жить в чистом настоящем [то есть в Я-Ты], это поглотило бы его… и со всей серьезностью правды Слушай [то есть будь в Я-Ты], потому что вне этого человек не может жить. Но кто живет только в этом, тот не человек".
Эта мольба о равновесии вызывает в памяти известный афоризм Рабби Хиллела: "Если я не за себя, кто будет за меня? А если я только за себя, кто я?"
Я так широко процитировал Бубера потому, что его формула отношений любви без нужды друг в друге емкая и выразительная. И я не могу расстаться с ним, не прокомментировав явного несоответствия между фундаментальным местом, которое я отвожу экзистенциальной изоляции, и утверждением Бубера, что человек не существует как "Я", а является "порождением междувости". Поскольку Бубер придерживался точки зрения, что основной модус человеческого существования обусловлен отношениями, в своей системе он не признал бы экзистенциальной изоляции. Он возражал бы против моего утверждения, что изоляция является фундаментальным аспектом нашей экзистенциальной ситуации, еще более энергично он возражал бы против того, что я в этой дискуссии использую его работу.
Тем не менее позвольте мне обратиться к важному сновидению, с которого Бубер начал свою работу "Между человеком и человеком" – повторяющемуся сновидению, посещавшему его всю жизнь, иногда с интервалами в несколько лет. Сновидение, которое Бубер назвал "сон о двойном крике", начинается с того, что он оказывается один "в огромной пещере, или в строении из грязи, или на опушке гигантского леса, и я не могу припомнить, чтобы когда-либо видел что-то подобное". Затем происходит нечто необычное, например, животное рвет плоть его руки, а потом:
"Я кричу. …Каждый раз это один и тот же крик, нечленораздельный, но подчиненный строгому ритму, поднимающийся и падающий, разбухающий до такой полноты, какой мое горло не могло бы вынести, если бы я бодрствовал, долгий и протяжный, весьма протяжный и очень долгий, крик-песня. Когда он заканчивается, мое сердце перестает биться. Но затем где-то вдалеке другой крик оплакивает меня, другой и одновременно тот же самый, тот же самый крик, изданный или спетый другим голосом".
Ответный крик – решающее событие для Бубера:
"Когда ответ заканчивается, ко мне во сне приходит подлинная уверенность, что теперь это произошло. Больше ничего. Только это и именно так – теперь это произошло. Если пытаться как-то объяснить – это значит, что происходящее, которое дало возможность возникнуть моему крику, произошло реально и несомненно только теперь, с воссоединением".
Согласно Буберу, основной модус человеческого существования обусловлен отношениями, и в его сне, о котором он рассказывает как о видении, открывающем истину, существование начинается с возникновения отношений ответного крика. Однако запись сновидения вполне можно интерпретировать иначе. Человек вначале – не в отношениях, а один в наводящем ужас месте. Человек подвергается нападению, и он испуган. Он кричит и в предчувствии ответа его сердце перестает биться. Сновидение говорит мне о глубокой изоляции и наводит на мысль, что наше существование начинается с одинокого крика в тревожном ожидании ответа.
Абрахам Маслоу. Абрахам Маслоу, умерший в 1970 г., оказал огромное влияние на современную психологическую теорию. Его больше, чем кого-либо другого, следует считать прародителем гуманистической психологии – области, которая, как я говорил в начальной главе, во многом пересекается с экзистенциальной психологией. С моей точки зрения, Маслоу предстоит быть множество раз открытым вновь, прежде чем богатство его мысли будет усвоено во всей полноте.
Одно из фундаментальных положений Маслоу состоит в том, что основная мотивация индивида сориентирована либо на "восполнение дефицита", либо на "рост". Он считал, что психоневроз – это дефицитарная болезнь, порожденная недостатком удовлетворения, начиная с ранней стадии жизни, определенных базовых психологических "потребностей", таких как безопасность, принадлежность чему-либо, отождествление, любовь, уважение, престиж. Индивиды, у которых эти потребности удовлетворены, ориентированы на рост, они способны реализовать свой врожденный потенциал зрелости и самоактуализации. Индивидуумы, ориентированные на рост, в отличие от ориентированных на восполнение дефицита, намного более самодостаточны и менее зависимы от подкрепления и вознаграждения своей среды. Иными словами, детерминанты, которые управляют ими, не социальные и не средовые, а внутренние:
"Законы нашей собственной внутренней природы, их потенциальные возможности и способности, таланты, скрытые ресурсы, творческие импульсы, потребности познавать себя и становиться все более и более интегрированными и унифицированными, более и более сознающими, чем они на самом деле являются, чего они на самом деле хотят, какими должны быть их призвание, или миссия, или судьба".
Для индивидов, ориентированных на рост и ориентированных на восполнение дефицита, характерны разные типы межличностных отношений. Человек, ориентированный на рост, менее зависим, менее обязан другим, меньше нуждается в похвале и привязанности других, меньше озабочен почестями, престижем и наградами. Он не ищет постоянного удовлетворения потребностей в межличностных отношениях и, более того, временами может ощущать помеху для себя в лице других и предпочитать уединение. Вследствие этого индивид, ориентированный на рост, не относится к другим как к источнику снабжения, а способен рассматривать их как сложные, уникальные, целостные существа. С другой стороны, человек, ориентированный на восполнение дефицита, воспринимает других с точки зрения полезности. На те аспекты другого, которые не связаны с его собственными нуждами, он либо вообще не обращает внимания, либо относится к ним как к раздражителю или угрозе. Таким образом, как говорил Маслоу, любовь трансформируется в нечто иное и напоминает наши отношения "с коровами, лошадьми и овцами, а также с официантами, таксистами, полицейскими и другими, кого мы Используем".
В соответствии с этим Маслоу описал два типа любви, согласующиеся с этими двумя типами мотивации "восполнением дефицита" и "ростом". "Д-любовь" (дефицитарная любовь) – это "эгоистическая любовь" или "любовь – нужда". "Б-любовь" (любовь к бытию другого человека) – это "ненуждающаяся любовь" или "неэгоистическая любовь". Согласно Маслоу, Б-любовь – не собственническая, она скорее восхищается, чем нуждается; она представляется собой более богатый, более "высокий", более ценный субъективный опыт, чем Д-любовь. Д-любовь может быть удовлетворена, в то время как понятие "удовлетворения" вряд ли приложимо к Б-любви. Б-любовь содержит в себе минимум тревоги-враждебности (хотя, конечно, может заставлять тревожиться за другого). Б-любящие более независимы друг от друга, более автономны, менее ревнивы, чувствуют меньшую угрозу, меньше нуждаются, более бескорыстны, но в то же время больше стремятся помочь другому в самоактуализации, больше гордятся победами другого, более альтруистичны, великодушны и заботливы. Б-любовь, в глубинном смысле, создает партнера: она обеспечивает самоприятие и чувство, что ты достоин любви, способствующее постоянному росту.
Эрих Фромм. В своей прекрасной книге "Искусство любви" Эрих Фромм поставил тот же вопрос, над которым бились Бубер и Маслоу: какова природа ненуждающейся любви? Воистину, поразительным и ободряющим является то, что эти три оригинальных мыслителя, происходящие из разных областей (теология-философия, экспериментальная и социальная психология), пришли к сходным выводам.
Фромм исходит из того. что самое глубокое беспокойство человека связано с экзистенциальной изоляцией, что "источником любой тревоги" является сознание отъединенности и ее преодоление веками было нашей основной психологической задачей. Фромм рассматривает несколько известных в истории попыток ее решения: творческая деятельность (единство художника с материалом и произведением), оргиастические состояния (религиозное, сексуальное, наркотическое) и следование обычаям и верованиям группы. Все эти попытки оказались недостаточными.
"Единение в продуктивной (творческой) работе не является межличностным; единение, достигнутое в оргиастическом слиянии, преходяще; единение, достигнутое конформностью – всего лишь псевдоединение. Следовательно, на проблему существования есть только частичные ответы. Полный ответ заключается в достижении межличностного единения, слияния с другим человеком, в любви".
Неясно, что имел в виду Фромм под "полным ответом", но я полагаю, что это "наиболее удовлетворительный" ответ. Любовь не отменяет нашу отъединенность – это данность существования, которую можно принимать без страха, но невозможно устранить. Любовь – это лучший способ справляться с болью отъединенности. Бубер, Маслоу и, как мы увидим, Фромм пришли к близким формулировкам ненуждающейся любви, исходя из разных представлений о месте любви в индивидуальной жизни. Бубер полагал, что состояние любви естественное состояние существования человека, а изоляция является сниженным состоянием. Маслоу рассматривал любовь как одну из врожденных потребностей человека и одновременно его потенциальных возможностей. Для Фромма любовь – это способ совладания, "ответ на проблему существования", и этот взгляд близок к моей точке зрения, выражаемой в данной книге.
Не все формы любви одинаково хорошо отвечают на муку отъединенности. Фромм отличал "симбиотическое слияние" сниженную форму любви – от "зрелой" любви. Симбиотическая любовь, включающая в себя активную (садизм) и пассивную (мазохизм) формы, это состояние слияния, в котором ни одна сторона не является целостной и свободной (я рассмотрю это среди форм дезадаптивной любви в следующем разделе). Зрелая любовь – это "союз при условии сохранения целостности, индивидуальности человека. …В любви осуществляется парадокс, когда двое становятся одним и все же остаются двумя".
Фромм прослеживает индивидуальное развитие любви с раннего детства, когда человек ощущает, что его любят за то, что он есть, или, может быть, точнее, потому что он есть. Позже, между восемью и десятью годами, в жизнь ребенка входит новый фактор: осознание того, что человек создает любовь своим собственным действием. Когда индивид преодолевает эгоцентризм, потребности другого становятся такими же значимыми, как собственные, и постепенно концепция любви трансформируется из "быть любимым" в "любить". Фромм приравнивает "быть любимым" к состоянию зависимости, когда, оставаясь маленьким, беспомощным, или "хорошим", человек вознаграждается тем, что его любят, в то время как "любить" – это эффективное, сильное состояние.
"Инфантильная любовь следует принципу: ‘я люблю, потому что любим’. Зрелая любовь придерживается принципа ‘я любим, потому что люблю’. Незрелая любовь говорит: ‘Я люблю тебя, потому что нуждаюсь в тебе’. Зрелая любовь уверяет: ‘Я нуждаюсь в тебе. потому что люблю тебя’".
Утверждение Фромма о том, что любовь – активный, а не пассивный процесс, чрезвычайно важно для клиницистов. Пациенты жалуются на одиночество, на то, что их не любят и они не привлекательны, но продуктивная терапевтическая работа всегда должна совершаться в противоположной сфере их неспособности любить. Любовь – положительное действие, а не пассивный аффект, это отдача, а не получение, "участие", а не "увлечение". Необходимо провести различие между "отдачей" и "опустошением". Индивид с ориентацией на накопление, получение или эксплуатацию,* отдавая, будет чувствовать себя в результате опустошенным, обнищавшим, человек торгующего типа ощутит себя обманутым. Но для зрелой "продуктивной" личности отдача – это выражение силы и изобилия. В акте отдачи человек выражает и усиливает себя как живое существо. "Когда человек отдает, он привносит нечто в жизнь другого человека, и то, что привнесено, возвращается к нему; при истинной отдаче он не может не получить того, что отдается ему. Отдача делает другого человека также дающим, и они оба разделяют радость того, что привнесено ими в жизнь". Заметьте, как это близко к Буберу: "Отношения – это взаимность. Мое Ты действует на меня так же, как я действую на него. Наши ученики учат нас, наша работа формирует нас. …Непостижимо вовлеченные, мы живем в потоках универсальной взаимности".
* Фромм описывает, исходя из межличностных отношений, пять типов структуры характера: получающий, эксплуатирующий, накапливающий, торгующий и продуктивный. Представители первых четырех ("непродуктивных") типов верят в то, что "источник блага" находится вне их, и они, чтобы получить благо, должны приложить усилия, принимая, беря, сохраняя и обменивая соответственно. К продуктивному типу относятся мотивированные изнутри, ориентированные на рост, актуализированные личности.
Помимо отдачи, зрелая любовь подразумевает другие базисные элементы: заботу, отзывчивость, уважение и знание". Любить означает активно заботиться о жизни и росте другого. Человек должен откликаться на нужды (физические и психические) другого. Человек должен уважать уникальность другого, видеть его таким, какой он есть, и помогать ему расти и раскрываться его собственными способами – должен помогать ради него самого, а не ради того, чтобы он ему служил. Но невозможно уважать другого в полной мере, не зная его глубоко. Подлинное знание другого, считает Фромм, возможно только тогда, когда человек поднимется над эгоцентрической озабоченностью и увидит другого с точки зрения другого. Необходимо слушать и эмпатически сопереживать (хотя Фромм не употребляет слово "эмпатия"), то есть нужно войти в личный мир другого и познакомиться с этим миром, жить в жизни другого и ощущать его смыслы и переживания. И снова отметим, как сходятся Фромм и Бубер: сравните любовь Фромма с буберовскими "диалогом" и "подлинным, непредвзятым слушанием".
Для клинициста важно думать о любви скорее как о "позиции" (о чем-то, характеризующем ориентацию любящего в мире), чем с точки зрения отношения любящего к "объекту" любви. Мы слишком часто совершаем ошибку, рассматривая исключительную привязанность к одному человеку как доказательство силы и чистоты любви. Но такая любовь является, с точки зрения Фромма, "симбиотической любовью", или "раздутым эгоизмом" и в отсутствие заботы со стороны других ей неизбежно суждено рухнуть под собственной тяжестью. В отличие от нее, ненуждающаяся любовь – это способ отношения индивида к миру.
Весьма успешный сорокалетний служащий обратился ко мне в связи с тем, что влюбился в женщину и мучился, решая, оставить ли ему жену и детей. В ходе терапии он всего через несколько сессий стал нетерпеливым и очень критиковал меня за общую неэффективность и мою неспособность предложить ему систематизированный, хорошо спланированный порядок действий. Вскоре его критика привела нас к его чрезвычайно осуждающему отношению к людям вообще. Далее в процессе терапии мы занимались не поиском решения, которое ему нужно было принять, а отсутствием у него любви к миру в целом. Терапия оказалась полезной для него, когда сосредоточилась на неожиданном, как обычно и происходит в эффективной терапии.
Фромм считал наиболее фундаментальным типом любви братскую любовь – переживание единства со всеми людьми, единства, для которого характерно полное отсутствие исключительности. Библия подчеркивает, что объектом любви должен быть слабый, бедный, вдова, сирота, странник. Они не служат никакой цели, и любить их значит любить не нуждаясь, "по-братски".
Я начал этот раздел вопросом, как возможно иметь отношения с другим, не нуждаясь в нем? Теперь, в свете похожих выводов Бубера, Маслоу и Фромма, я опишу характерные черты зрелых, свободных от нужды отношений, а затем использую этот прототип, чтобы по контрасту осветить природу различных "невыношенных" отношений.
1. Заботиться о другом означает относиться бескорыстно – отрешиться от сознательного внимания к себе; быть в отношениях с другим без контроля мысли: "Что он думает обо мне?" или "Что в этом для меня?" Не искать похвалы, восхищения, сексуальной разрядки, власти, денег. В текущий момент быть только в отношениях с другим человеком: не должно быть третьей стороны, реальной или воображаемой, наблюдающей за встречей. Иными словами, жить в отношениях всем своим существом: если частично мы находимся где-то – например, исследуя воздействие, которое отношения окажут на какое-то третье лицо, – то именно до этой степени мы потерпели неудачу в отношениях.
2. Заботиться о другом значит со всей возможной полнотой знать другого и сопереживать ему. Если человек бескорыстен в отношениях, он обладает свободой, позволяющей воспринимать все аспекты другого, а не только тот аспект, который служит какой-то утилитарной цели. Человек расширяет себя до другого, признавая другого чувствующим существом, которое также строит мир вокруг себя.
3. Заботиться о другом значит заботиться о сущности и росте другого. При полном знании, собранном из подлинного слушания, человек прилагает усилия, чтобы помочь другому стать полностью живым в момент встречи.
4. Забота активна. Зрелая любовь любит, а не любима. Мы любяще отдаем, а не "влекомы" к другому.
5. Забота – это способ человека быть в мире; это отнюдь не исключительная, непостижимая магическая связь с одним определенным лицом.
6. Зрелая забота вытекает из богатства человека, а не из его бедности – из роста, а не из потребности. Человек любит не потому, что нуждается в другом, не для того, чтобы существовать, быть целостным, спастись от подавляющего одиночества. Тот, кто любит зрело, удовлетворяет эти потребности в другое время, другими способами, одним из которых была материнская любовь, изливавшаяся на человека в ранних фазах его жизни. Следовательно, прошлая любовь – источник силы, нынешняя любовь – результат силы.
7. Забота взаимна. Поскольку человек по-настоящему "поворачивается к другому", он меняется. Поскольку человек приводит другого к жизни, он также становится в более полной мере живым.
8. Зрелая забота не остается без награды. Человек изменен, человек обогащен, человек осуществлен, экзистенциальное одиночество человека смягчено. Через заботу человек получает заботу. Но награда вытекает из подлинной заботы, она не подстрекает заботу. Позаимствуем удачную игру слов у Фромма – награда следует, но ее нельзя преследовать.