Следующий отрывок взят из книги Орсона Бина "Я и оргон"; это рассказ известного актера об опыте райхианской терапии у д-ра Элсворта Бейкера, наиболее известного ортодоксального райхианского терапевта в США: "Д-р Бейкер сел за свой стол и указал мне на стул напротив… "Ну, — сказал он, — раздевайтесь, посмотрим-ка на вас". С остекленевшими глазами я встал и начал раздеваться. — "Вы можете остаться в шортах и носках", — сказал Бейкер, к моему облегчению. Я сложил одежду аккуратной стопкой на стул у стены. "Ложитесь на кушетку", — сказал доктор…
Он начал щипать мускулы мягких частей плеч. Мне хотелось съездить его по его садистской физиономии одеться и дать деру. Вместо этого я выдавил из себя "о-о-у"! Потом я промычал "Больно".
— Не думаю, чтобы было больно, — сказал он.
— Больно, — сказал я, и продолжал мычать свои О-о-о".
— Теперь глубоко вдохните и глубоко выдохните — сказал он, положив ладонь одной руки мне на грудь и придавив ее второй рукой с большой силой. Боль была значительной. "Что, если кушетка проломится?" — думал я, — "Что, если мой позвоночник лопнет, или я задохнусь?"
Некоторое время я вдыхал и выдыхал, затем Бейкер нащупал мои ребра и начал их прощупывать и давить… Потом он тыкал и продавливал мой живот, нащупывая мышечные зажимы и узлы… Он двинулся ниже, милосердно обойдя мои жокейские шорты, и начал щипать и тыкать мышцы внутренней стороны бедер. Теперь я понял, что плечам, ребрам и животу было совсем не больно. Боль была ошеломляющей, в особенности потому, что в этой области я никак не ожидал боли…
"Повернитесь", — сказал Бейкер. Я повернулся. Он начал с моей шеи и двигался вниз, безошибочным инстинктом находя каждый зажим, каждый напряженный мускул… "Теперь снова повернитесь", — сказал д-р Бейкер, и я повернулся. "Хорошо, — сказал он, — вдыхайте и выдыхайте так глубоко, как вы только можете, и в то же время вращайте глазами, не двигая головой. Попробуйте посмотреть поочередно на каждую из четырех стен, переводите глазные яблоки из стороны в сторону так далеко как можете". — Я начал вращать глазами, чувствуя себя довольно глупо, но довольный уже тем, что он больше не мучает мое тело. Мои глаза вращались и вращались — продолжайте дышать", — сказал Бейкер. Я почувствовал нечто странно-приятное в глазах, легкий туман, похожий на эффект выкуренной палочки марихуаны. Этот туман начал распространяться по лицу, голове, потом по всему телу. "Хорошо, — сказал Бейкер, — теперь продолжайте дышать и ударяйте ногами кушетку велосипедными движениями". — Я начал ритмично поднимать и опускать ноги, ударяя кушетку икрами. Бедра начали болеть, я ждал, когда же он скажет, что достаточно, но он молчал. Я продолжал и продолжал, пока мои ноги не начали отваливаться. Тогда, постепенно, я перестал чувствовать боль, и то же приятно-туманное ощущение начало распространяться по всему телу, но гораздо боле сильное. Я чувствовал себя так, будто ритм подхватил мои удары, которые уже не требовали от меня никаких усилий. Я чувствовал себя вознесенным, охваченным чем то большим, чем я. Я дышал глубже, чем когда-либо д этого, и ощущал, как каждое дыхание проходит вниз по легким до таза. Постепенно я почувствовал восхищение прямо из молочно-шоколадной бейкеровской комнаты гармонию сфер. Я слился с астральным ритмом. Наконец я почувствовал, что пора остановиться..
На следующее после визита к доктору Бейкеру утро в среду, я проснулся, проспав всего около пяти часов чувствуя себя бодрым. Кофе оказался вкуснее, чем когда-либо, И даже мусор, плывущий по Ист Ривер, обладал легкостью и выстраивался в узоры. Это чувство продол-жалось весь день, — чувство благополучия и единения с миром. Тело было легким, приятные мурашки бегали вверх и вниз по рукам, ногам, туловищу. Когда я вдыхал, ощу-щение движения продолжалось до низа туловища, и это было приятно. Я ощущал легкое сексуальное возбужде-ние и нежность, мысль вообще о женщинах наполняла меня любовью…
Я начал раскручиваться в другую сторону. Приятные мурашки прекратились, начало преобладать чувство тревожности и возбуждения. Начали появляться коричневые пятна, которые потом превратятся в синяки там, где Бейкер щипал и тыкал меня…
Я забрался в постель, чувствуя, что мне холодно; потянувшись за вторым одеялом, я понял, что холодею от страха. Я попробовал осознать свое чувство, как научился делать в психоанализе. Это был страх того рода, какого я не переживал раньше. Я вспомнил о марионеточном пред-ставлении, где куклы танцевали под музыку "Пляски смерти", представляя собой скелеты, распадающиеся на ходу. Я чувствовал себя так, будто сам начинаю распа-даться. Беспокойство становилось ужасным, и я осознал, что непроизвольно напрягаю мышцы, чтобы <собратъ> себя. Прекрасное чувство освобождения исчезло, его ме-сто заняло стремление держаться за жизнь. Мой "панцирь", — если это был он, — казался старым дорогим другом. Люди часто говорят, что лучше умереть на электрическом стуле, чем провести жизнь в тюрьме, — но узники не скажут этого. Жизнь в цепях лучше, чем никакой жизни, — если дело идет не о теории.
Я понял, что мне понадобится все мужество, какое я сумею собрать, чтобы распустить защитный панцирь. Я буду бороться с доктором Бейкером на каждом шаге пути; но я помню также, как чувствовал я себя в течение тридцати шести часов после первого сеанса, и я хочу этого больше всего на свете…
"Как вы провели неделю?" — спросил Бейкер, и я рассказал.
"Ваша реакция — сжимание после периода приятных ощущений, — совершенно естественна, этого и следует ожидать, — сказал он. — Вы не можете всегда сохранять эти прекрасные ощущения, но важно помнить их, чтобы иметь возможность идти к ним в работе. Это поможет вам пережить страх, который вы будете чувствовать по мере того, как панцирь распускается…"
В течение нескольких недель, по вторникам в два часа, я дышал и бил ногами кушетку. (Я понял, что грудь и дыхание прорабатываются прежде всего для того, чтобы мобилизовать энергию в теле, что должно способствовать процессу распускания панциря. Энергия накапливается посредством вдыхания воздуха). Теперь Бейкер заставлял меня бить кушетку не только ногами, но и кулаками, бил и лягал ее, и ритм возносил и восхищал меня…
Чтобы начать распускание панциря вокруг глаз, Бeйкер взял карандаш и велел мне неотрывно смотреть к него. Он начал быстро вертеть его перед моими глазами разнообразными кругами, что заставило меня спонтанно смотреть в разные стороны. Это продолжалось минут 15-20, и результат был ошеломляющим. Глаза почувствовал себя свободно в голове, я мог ощущать прямую связь между ними и мозгом. Затем я вращал глазами, не двигая голе вой, сосредоточивая взгляд по очереди на каждой стен( когда взгляд касался ее. Все время, пока я это делал, продолжал глубоко и ритмично дышать. Бейкер заставил меня гримасничать и корчить рожи (я чувствовал себя дураком). Он заставлял меня смотреть подозрительным взглядом, или выражать глазами страстное стремление. Все это привело меня к ощущению, что я впервые использую свои глаза, и это было прекрасно.
На следующее утро вместо карандаша Бейкер взял ручку-фонарик. Он бросал мне в глаза пучки света, вращал их, — это производило психоделический эффект. Я следил глазами за линиями и фигурами, возникающим в темноте, это было поразительно. Я прямо-таки чувствовал, что мозги шевелятся у меня в голове. Бейкер вертел перед моими глазами фонарик минут 15, потом он зажег свет и глубоко посмотрел мне в глаза, и сказал: <Они прекрасно встают на место". — Все, что он делал со мной и все его суждения были не механическими, это возникало в результате способности человеческого существ войти в соприкосновение с чувствами и энергиями другого…
"Состройте мне гримасу", — сказал Бейкер, и я повернулся к нему с глупым косым взглядом. — "Усильте это", — сказал он. Я сморщился в выражении мерзкой кикиморы. "Что вы при этом чувствуете?" — спросил он.
— Не знаю, — соврал я.
— Должны же вы что-то при этом чувствовать.
— Ну, мне кажется, высокомерие…
— Вам кажется?..
— В конце концов, черт возьми, все это куча дерьма… лежать здесь и вертеть глазами…
— Суньте палец в глотку, — сказал Бейкер.
— Что? — сказал я.
— Пусть вас вырвет.
— Я перемажу вам всю кушетку.
— Можете, если хотите, — сказал он. — Но продолжайте глубоко дышать при этом.
Я лежал, дыша глубоко, я сунул палец в глотку, меня вырвало. Потом я сделал это снова.
— Продолжайте дышать, — сказал Бейкер. Моя нижняя губа задрожала, как у маленького ребенка, слезь потекли по лицу, и я зарыдал. Я рыдал минут пять, сердце мое разрывалось. Наконец, рыдания прекратились. — С вами что-то произошло? — спросил Бейкер.
— Я подумал о маме, как я любил ее, я чувствовал что никогда не могу добраться до нее, я чувствовал без надежность, мое сердце было разбито, — сказал я. — Я смог переживать это впервые с тех пор, как я был маленъким. Это такое облегчение — быть способным плакать, и совсем это не куча дерьма, я просто был испуга
— Да, — сказал он, — это пугает. Вам нужно выпустить из себя еще много злости, много ненависти и гнсе а потом много желания, и много любви, Окей — сказал он, — до следующего раза. И я поднялся, оделся и ушел".