Если на поставленный вопрос отвечать обстоятельно, то пришлось бы написать отдельную книгу. Рассмотреть проблему в историческом аспекте, провести этнографический анализ взаимоотношения полов, проанализировать психологию развития этих взаимоотношений от зарождения человека до наших дней.
Известный литературовед и критик Михаил Бахтин обстоятельно обосновал такую точку зрения. Когда мы ругаем кого‑то и посылаем его, используя определенные матерные слова, как бы в те органы, где зарождался человек, то мы таким образом отправляем его в телесную могилу, и это не что иное, как желать человеку смерти.
Матерные слова действительно связаны с детородными половыми органами, и когда тот, кто оскорбляет, упоминает слово «мать», то он как бы подразумевает: «Вот, ты делаешь то‑то и то‑то, ты мне не нравишься, а ведь, может быть, я твой отец, я же твою мать…»
Произнося матерные выражения, мы, как правило, не очень‑то и осознаем их смысл. Они вроде бы не имеют эротической окраски.
Общество накладывает своеобразное табу на использование мата. Любопытно, что у народов, где нет запретов на сексуальность и к сексу отношение как к естественному отправлению своих потребностей, матерных выражений в языке не существует.
Половые органы принято скрывать, прикрывать и закрывать. Обнажение их считается неприличным. Это же и органы вывода шлаков, переработанной воды и пищи. А о том, что скрывается, не принято говорить. Когда человек хочет показать свою раскованность, наплевательство на другого человека, когда он хочет оскорбить его, то он и использует матерщину, а все это в той или иной степени связано с половыми отношениями и половыми органами.
Представьте себе на минуту, что кто‑то, произнося то или иное матерное слово, оскорбляет вашу мать, вкладывает в эти слова реальный смысл. Как вы на это отреагируете?
Мы привыкли к словесной шелухе. Мы привыкли к мату и его не замечаем. И произошло обратное явление. Слова «влагалище», «пенис», «член», «коитус» вводят нас в краску, нам неловко. Абсурд: произносим, не стесняясь, матерные слова при женщинах, детях (сейчас и женщины, общаясь между собой, любят ввернуть матерное словцо), а медицинских терминов не знаем или даже стесняемся их.
Произнесите 10 раз слово «пенис» или «влагалище». И, может быть, вы поймете, что ничего плохого в самих словах нет. Да и потом, чем эти органы хуже уха, глаза, носа? Да ничем, такие же части тела. Все дело в привычке. К правильным терминам мы не привыкли, а к матерным выражениям привыкли. Поэтому и воспринимаем их спокойно. И вылетают эти выражения столь привычно, как слова‑паразиты в нашей речи: ну, вот, значит, это.
Конечно, сегодня, когда издаются такие книги, как «Русский мат», словари «Тюремно‑лагерного блатного жаргона», когда выходят в свет художественные произведения – романы, повести, рассказы, щедро сдобренные ненормативной лексикой, – вроде бы все привыкли к матерщине. Из уст популярной певицы может вылететь такое десятиэтажное, что закоренелый зек удивится. И тем не менее, мне кажется, не стоит использовать матерщину. Даже в секунды злости, особенно, если рядом женщина и дети.
Мужской половой член. Слово из трех букв знакомо всем с детства.
А среди заключенных есть и такие синонимы слову член: аппарат, бабья радость, балда, балдомер, балун, банан, болт, ванька‑встанька, вафля, вексель, вентиль, генератор, градусник, достопримечательность, дружок, дуло, затейник, инструмент, красавец, ласкун, мухомор, нахал, палка, паяльник, пистолет, питательный тюбик, прибор, репортер, торчила, хобби, хобот, хохотунчик, член правительства, чудильник, шутильник, щеконтунчик….
Я назвал только наиболее известные.
Пачкун – малого размера пенис
Убивец – большого размера член.
Не правда ли, забавно все это звучит. Но лучше использовать эти слова, чем матерные.
Когда в начале 90‑х годов я готовил первое издание книги «1001 вопрос про ЭТО», то точно знал – читать подряд вопросы и ответы скучно. Нужно давать читателю передышку. Тогда и начал собирать анекдоты о сексе, интимных отношениях.
Правда, слово секс тогда и произносить не разрешали, оно считалось вульгарным, грязным, непристойным, оскорбляющим слух (знаменитая фраза, прозвучавшая в одной из телепередач – «У нас секса нет» облетела за день всю страну и стала крылатой) только половые отношения, в крайнем случае интимная жизнь.
Помню в одной из публикаций для журнала «Советский воин» несколько раз использовал слово член: половой член, член у мужчины, нет эрекции у члена и т. д. Позвонил редактор отдела и явно стесняясь произнести само слово, начал меня уговаривать:
– Владимир Владимирович, статья ваша об онанизме и импотенции получилась отличной. Мы обязательно ее опубликуем. В армии нужно говорить на эти темы. Но нельзя ли как‑то подредактировать, одно, только одно слово чем‑то заменить.
– Какое? – спросил я спокойно.
– Ну, поймите меня правильно только, оно несколько раз употребляется, то есть, простите, используется. (Наступила пауза. Я лихорадочно вспоминал, что неприлично написал, какое слово боится произнести мой редактор, кстати говоря, подполковник.)
– Член! – Выпалил он и словно испугался, будто сказал что‑то очень неприличное. – Понимаете, есть же член партии, член профсоюза, заменим словечко‑то, а?
– Трудно. На что заменить? Пенис это по латыни, не всякий солдат поймет, фаллос, так ведь это эрегированный член, написать пиписька как‑то неловко, не дети же, может, крантиком назовем или, как в казармах называют, прибором…
– Прибором? – подполковник серьезно воспринимал все мои слова. – Нет, странно как‑то будет. В армии много приборов… А может, вообще вычеркнем слово‑то, честное слово, оно лишнее, смотрите, как получится: мужчины занимаются онанизмом, то есть мастурбируют, можно, конечно, поменять на дрочат, но ведь не литературно выглядит, у некоторых нет эрекции, просто, понимаете, нет эрекции, без слова член, а?
– А как же, – начал я атаку, – когда в письме вопрос и я его цитирую: «У меня маленький член, нельзя ли его увеличить, очень страдаю от этого, в бане ребята надо мной все потешаются, что это у тебя, прыщик на ровном месте, а не …»
– Владимир Владимирович, – продолжал мой собеседник, – я‑то лично не против слова член, поймите правильно, но главный редактор, наш генерал, вызвал к себе и такой разнос устроил. Ты, что … (матерное слово), не понимаешь … (матерное слово), член партии говорим … (матерное слово), а твой этот … (очень плохое матерное слово) Шахиджанян … (несколько матерных слов в сложной синтаксической конструкции) всюду член сует и сует. Пусть … (мягкое матерное слово) меняет это слово. Вы уж помогите мне, Владимир Владимирович, генерал‑то мой – начальник, приказ командира … (несколько матерных слов) его выполнять надо.
Такой был у меня разговор.
– Давайте определим причину вашего невроза, – сказал психиатр пациенту. – Скажите, что у вас за работа?
– Я сортирую апельсины.
– Так, так, расскажите поподробнее.
– Целый день, вниз по желобу, скатываются апельсины, я стою внизу и сортирую их. В одну корзину большие, в другую поменьше и в третью – маленькие.
– Так что же вы нервничаете? У вас такая спокойная работа?
– Спокойная? Да поймите же вы наконец, что целый день я должен принимать решения, решения, решения! И так устаю от этого, что ночью с женой ни на что не способен.
(Из воспоминаний психиатра)