Подобающий мужчине или присущий женщине — таково основное значение парных понятий маскулннности/фемининности. Личность может быть мужественной или женственной в самых разных аспектах, включая манеру одеваться, вести себя, или тон голоса. Здесь определение ограничивается Я-концепциями и степенью, в которой такие концепции включают характеристики, ассоциируемые с мужским или женским полом. В рамках такого ограниченного понимания маскулинности/ фемининности исследователи использовали различные методики оценки. Одни использовали опросники для описания самого себя (Gough, 1952), другие анализировали только социально-желательные характеристики (Bern, 1974; Spcnce & Helmreich, 1978), третьи изучали характеристики, ассоциируемые с полом, не принимая во внимание их желательность в социальном плане (Williams & Best, 1990b). В отношении критериев оценки при кросс-культурных исследованиях маску-линности/фемининности следует принять во внимание Етгс И культуро-специфич-ные соображения. Проблемы возникают тогда, когда шкала маскулинности/феми-нишюсти (например, Spence & Helmreich, 1978), разработанная в одной стране, часто в США, переводится на другой язык и предлагается представителям других культур. Полученные показатели интерпретируются, как будто они представляют сравнительный уровень маскулинности/фемининности в разных культурах, и Emic Соображения практически не принимаются в расчет. В кросс-культурном аспекте некоторые тестовые задания переведенных шкал маскулинности/фемининности могут быть содержательно неадекватными, а другие — просто неудачно переведенными.
Уильяме и Бест (Williams & Best, 1990b) использовали культуро-специфичныс параметры для оценки маскулинности/фемининности в исследовании студентов университетов из 14 стран. Каждый участник описал себя и свой идеал себя, используя 300 прилагательных из ACL, Эти описания были соотнесены с местными тендерными стереотипами, выявленными в более раннем исследовании (Williams & Best, 1990a). Во всех странах было обнаружено, что мужчины дают более высокие показатели маскулинности, чем женщины, что едва ли можно считать удивитель —
Ным результатом. Однако представители обоих полов, описывая идеальное Я, стремились к более высокому уровню маскулинности, чем тот, которым, по их же собственному мнению, они обладали.
В то время как в Я-концепциях были обнаружены некоторые культурные вариации, явной связи между ними и такими культурными переменными, как уровень экономического/социального развития, не было. В разных культурных группах в соответствии с дефинициями фемининности маскулинности, существующими в рамках их собственных культур, не было свидетельств того, что представительницы женского пола в одних обществах более женственны, чем в других, или мужчины, принадлежащие к одной культурной группе, более мужественны, чем в других.
Однако когда Я-концепции исследовались с учетом аффективных значений, были обнаружены существенные различия между культурами в восприятии Я и концепции идеального Я, и эти различия коррелировали с культурными переменными. Например, различия в Я-концепциях мужчин и женщин были меньше в более развитых странах, где женщины работают за пределами дома, высок процент женщин в университетах и преобладает относительно современная поло-ролевая идеология.
Таким образом, имеет место любопытный парадокс. Когда используется система показателей маскулинности/фемининности, которая представляется более совершенной в методологическом отношении (так как она опирается на культуро-специфичные дефиниции), свидетельства кросс-культурных вариаций весьма скудны, а свидетельства панкультурного сходства в определении маскулинности/ фемининности преобладают. С другой стороны, при использовании аффективных значений, которое опирается на оценки, данные выходцами из США и может содержать предубеждения культурного характера, выявляется множество устойчивых связей с культурными переменными. Этот парадокс не так-то просто понять.