Эта гипотеза дрогнула, когда в одном из очередных полетов на борту самолета оказался тогда рядовой инженер-исследователь, а потом, после участия в космических полетах дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт А. С. Елисеев — четвертый с «расщепившимися» эмоциями.
Даже сильные эмоции могут не только не нарушать психическую, интеллектуальную деятельность. Они могут усиливать ее эффективность. Известны случаи, когда, казалось бы, у человека бушевали эмоции, но при этом повышалось качество деятельности и было что-то вроде интеллектуального прозрения [Русалова Н. М., 1979 и др.]. Эмоциогенный фактор при направленности на него внимания субъекта может рождать сильные чувственные переживания и соответствующее поведение. Тот же фактор в случае психологической установки на деятельность может трансформировать эмоциональные переживания в активизацию интеллекта («конструктивное» реагирование) [Китаев-Смык Л. А., 1979; Клаас Ю. Л., Арапова А. А., Князева А. А. идр., 1947; Кнорре А. Г., Лев И. Д., 1963идр.].
Примеры такого «нигилирования» эмоциональных проявлений нередки. Особенностью описываемого ниже случая явилось то, что после отмены в невесомости психологической установки на деятельность у испытуемого восстановились двигательные компоненты эмоционального поведения, но чувственные компоненты — эмоции, несмотря на действие эмоциогенного фактора оставались отключенными, подавленными. Итак, это был четвертый человек с «расщеплением» эмоций при «ударе» невесомостью.
Выписка из протокола эксперимента: «Инженер А. С. Елисеев впервые находился в невесомости. Работал, выполняя полетное задание, в 11 режимах невесомости, будучи фиксированным в жестком кресле. При этом у него не было отмечено двигательных, эмоциональных и экскреторных (тошноты, рвоты) проявлений, характерных для многих людей в невесомости. Рабочее задание выполнял успешно. В двенадцатом, последнем в этом полете режиме невесомости Елисеев находился в салоне для свободного парения». Из отчета А. С. Елисеева: «В невесомости парил в воздухе и несколько раз пытался схватить за поручень, укрепленный на потолке, но дотянулся до него не сразу. Особых переживаний, отличных от тех, которые были в невесомости при фиксации в кресле, не было. Чувство страха, ощущение падения, переворачивания, тошноты — ничего этого не было».
Описания двигательных реакций А. С. Елисеева по данным киносъемки в невесомости: «Перед началом невесомости А. С. Елисеев стоял в салоне, не держась за поручень. После исчезновения действия силы тяжести завис в воздухе. Лицо находилось на расстоянии 25-30 см от поручня, укрепленного на потолке. Сразу начались частые (три раза в секунду) взмахи руками, согнутыми в локтях, и синхронно с ними подтягивания согнутых в коленях ног. Выражение лица напряженное. Признаков испуга не отмечено. На десятой секунде невесомости удалось схватиться за потолочный поручень (веревку, укрепленную вдоль потолка), перебирая по нему руками, он стал подтягиваться по салону».
В последующих полетах во время парения в невесомости движений, подобных описанным у А. С. Елисеева, не возникало. В дальнейшем он, пройдя подготовку космонавта, неоднократно участвовал в орбитальных полетах.
Во время описанного выше двенадцатого режима невесомости автор этой монографии, находясь в отдаленном от Елисеева конце салона самолета, неожиданно услышал раскаты хохота: смеялись инженеры, техники, испытатели, находившиеся в салоне. Дело в том, что в этом полете, наряду с техническими и медико-психологическими исследованиями, изучалось поведение в невесомости различных животных.
Обернувшись, я увидел медленно летящего по салону кролика, судорожно взмахивающего конечностями. Он то собирался в комок, подбирая их к животу, то распрямлял ноги и туловище. Кролик как бы пытался ускакать от опасности. Лицом к кролику в воздухе парил Елисеев. И у него синхронно сгибались-разгибались руки и ноги. Он напряженно смотрел на поручень. Можно полагать, что в это время его эмоциональное напряжение концентрировалось не на чувственных переживаниях, а на активизации внимания на поручне, который он никак не мог ухватить (так же как когда он был фиксирован в кресле и внимательно записывал в невесомости показания приборов). Реакция убегания отмечена нами у различных животных в невесомости [Китаев-Смык Л. А., 1963 б; Китаев-Смык Л. А., 1968 а, с. 59-68 и др.]. Она— элемент стрессового, активного, эмоционально-двигательного реагирования. Ее первая стадия — прыжки («галопирование») по мере адаптирования животного к невесомости сменяется второй стадией — реципроктными («барабанящими») движениями ног. Они похожи на «бег рысью».
К тому моменту, когда прыжки кролика сменились барабанящими движениями лап, Елисеев сумел ухватиться рукой за поручень и стал будто рысью, быстро перебирая его руками, перемещаться вдоль салона. Одновременность смены у человека и животного первой стадии движений на вторую была очень демонстративной, хотя и случайной. Однако нельзя отрицать их аналогичность.
Итак, еще у одного человека наблюдалось «расщепление» информационного и моторного компонентов эмоции, — но на этот раз у человека, который не имел большого опыта таких полетов.
После полета при анализе качества работы А. С. Елисеева с приборами мы обнаружили, что, сидя в кресле, он работал в невесомости точнее, быстрее, лучше, чем в обычных спокойных условиях. Стрессовая обстановка из-за исчезновения весомости мобилизовала его способность работать бесстрашно и лучше, чем когда опасности нет. Это значит, работая в невесомости, Елисеев был человеком третьей группы с конструктивным поведением.
Но вот в этих необычных, пугающих условиях он оказался без работы, без своего важного дела, и сразу его телом овладел «страх», руки хватались за что-нибудь, чтобы прекратить «падение в бездну». Ноги пружинили, готовясь стукнуться одно ее. Можно верить Леше, что страха при этом он не ощущал: лицо оставалось спокойным, серьезным. Увлеченность сражением или работой, опасной, как борьба с врагом, делает человека бесстрашным. Но окажись тот же человек бездельником перед лицом опасности — и она окатит холодом страха его дрожащее, слабеющее тело, ужас овладеет его душой. Но у Елисеева, когда «в страхе» дергались руки и ноги, до сознания ужас не добрался: его эмоции «раздвоились (расщепились)». Есть мнение, что «по-кроличьи» активные движения Елисеева могли быть в невесомости спровоцированы видом парящего перед ним кролика вследствие «обезьяньего» подражательного рефлекса.
Р. Мегоун обнаружил, что реципрокное попеременное сгибание конечностей, сочетающееся с прогибанием спины, — следствие раздражения ретикулярной формации головного мозга. Невозможность вызвать при этом ретикулоспинальное торможение он объяснял влиянием коры больших полушарий головного мозга, снижающим возбудимость продолговатого мозга. Подобная реакция, поданным Р. Мегоуна, вызывается с участием вестибулярного представительства в коре. Чрезмерная выраженность реципрокных движений, в частности наблюдавшихся нами в невесомости, может расцениваться как результат растормажива-ния подкорки [Мегун Р., 1965 и др.], как редкая индивидуальная особенность реагирования при гравитационном стрессе.
Итак, при кратковременном гравитационном стрессе мной был отмечен феномен «расщепления эмоций» [Китаев-Смык Л. А., 1979, 1981]. Он встречается редко и проявляется, например, в том, что одни двигательные реакции человека, казалось бы, свидетельствуют об актуализации у него представления об опасности и чувства страха (хватательные реакции в невесомости), одновременно другие его движения демонстрируют переживание веселья (мимика смеха) либо гнева. Иными словами, в таких случаях имеет место одновременное прохождение одного типа информации «к себе»: к мышцам рук и ног для реализации собственной защиты. При этом другой тип информации проходит к мимическим мышцам для передачи информации «к окружающим людям». Информация к собственному сознанию, «к себе», может соответствовать либо первому, либо второму типам информации. Ниже (в гл. 5) в описании стресса при вторжении в личное пространство рассмотрим примеры одновременного возникновения нескольких разных по характеру «потоков информации» «к себе», когда человек, например, переживает сразу и сильный страх, и ему очень смешно и радостно, либо гнев его сочетается с хохотом.