Нам свойственно думать, что смерть в молодом возрасте — это трагическое поражение защитных сил организма в противостоянии внешним силам. Действительно, если смерть при микробно-вирусной инфекции — это результат того, что с нею не справился иммунитет организма; гибель под колесами транспорта, из-за падения с высоты, от пули и клинка — это внешние физические силы смертельно разрушили целостность человека; смерть на пожаре, в безводном или безвоздушном пространстве тоже происходит от внешних причин: организм оказался недостаточно приспособленным к чрезмерным отклонениям внешней среды от эволюционно привычных норм. И даже смерть от болезней стресса предполагает виновниками внешние, враждебные стрессоры. И еще, смерть от старости — не значит ли это, что организм человека «износился» под действием внешних для него сил и обстоятельств.
Увы! Есть два удивительных вида смерти, когда ее виновниками и исполнителями становятся сами защитные, адаптивные силы организма, когда для странного самоубийства убийцами становятся, объединившись, и соматические, и психические функции (механизмы, процессы, системы), т. е. «внутренние силы», предназначенные природой для спасения от смерти.
Первая из этих двух смертей происходит из-за «безумной растраты» всех адаптивно-защитных сил организма. Отмобилизованные выше всех допустимых пределов, они не спасают, а губят человека. Это—острый лихорадочный (фебрильный ) психоз. Из-за того, что от него иногда погибают больные шизофренией, этот психоз называют «фебрильной шизофренией» (лат. febris — лихорадка).
Второй не менее удивительный вид смерти может произойти из-за «безумной экономии» защитных, адаптивных возможностей организма. Это летаргия. У охваченного ею человека исчезают все психические возможности (воля, желания и т. д.) сохранять и поддерживать свою жизнь. Он похож на спящего, и такое состояние называют летаргическим сном.
Рассмотрим подробнее эти два вида расставания людей с жизнью. Ведь без лечения и медицинского ухода острый лихорадочный психоз и летаргия смертельны. Это позволяет нам рассматривать их как проявления стрессового кризиса четвертого ранга.
А. Активная гибель — острый лихорадочный (фебрильный) психоз. Фебрильная шизофрения. В организме каждого из нас есть дремлющие адаптационные ресурсы активной защиты и агрессии разных типов: эмоциональные (возбуждение, радость, ярость); интеллектуальные (представления, осознания, творческое предвидение, фантазирование); анимальные (способность убегать, драться, неистовствовать); вегетативные (интенсификация или ослабление работы сердечно-сосудистой, дыхательной и других систем организма); иммунные (способность антител и других кровяных телец буквально «съедать» враждебных агентов, проникших в наш организм и ставшие ненужными его собственные ткани); терморегуляционные (возможность поднимать температуру нашего тела до 40 °С и выше, чтобы «выжигать», «выпаривать» опасных вирусов и микробов) и т. д. (подробнее об этом в гл. 3).
Авторам даже самых жутких и смелых fantasy не приходила на ум ситуация, в которой все эти адаптивно-активно-защитные механизмы вдруг включились бы сразу в одном человеке, да еще начали бы действовать с максимальными возможностями и, более того, чтобы бороться, сражаться с самим этим человеком, конечно же, до его погибели. А ведь такие случаи бывают. Хорошо, что не часто.
Несмотря на то что у заболевшего так человека есть воспаление многих внутренних органов, сердечно-сосудистые, нейрогу-моральные, эндокринные расстройства, но его не смогут лечить в терапевтической клинике, т. к. у него еще и множественные гнойные процессы. Однако их трудно лечить в отделении гнойной хирургии, потому что у него еще и бредовые видения, а вместе с ними безумная агрессия или маниакальный ужас. Именно из-за этого он попадает к психиатрам. И правильно — ведь он безумен. Однако безумны у него не только сознание, но и адаптивно-защитные системы тела. Таких пациентов — один на тысячу из числа поступающих в психиатрические лечебницы [Тиганов А. С, 1982], потому опыта и знаний у психиатров подчас не хватает, чтобы вовремя излечивать у этих безумных страдальцев их телесные «безумства», ведущие к смерти.
Причины и истоки такого жуткого недуга до сих пор не постигнуты, т. к. больных из-за их невменяемости нельзя толком опросить, трудно обследовать, да и картина болезни чрезвычайно многолика. А случаев подобного всестороннего расстройства мало, и, естественно, нет готовности «поймать» это гипердистрессовое состояние в зародыше. Психиатры в силу своего профессионального разумения называют такой многоликий суперагрессивный дистресс «острым бредом», «delirium acutum*. «смертельной кататонией», «смертельной истерией». Так как приступы delirium acutum в последние десятилетия чаще изучаются у людей, страдавших шизофренией, то это заболевание называют «фебрильной шизофренией» [Тиганов А. С, 1982] (лат. ferbrilis — лихорадочный, schizo — расщепление, раскалывание, fhren — душа, ум, рассудок). Чтобы охватить и нешизофренические формы этой болезни, ее лучше называть «острым лихорадочным бредом» или «острым фебрильным бредом».
Это заболевание свойственно молодым — от 15 до 30 лет (реже тем, кто моложе или старше), чаще женщинам (до 80 %) [там же.] Острый лихорадочный бред может протекать в тяжелой форме (без лечения — смертельной) и в сравнительно легких формах. Для краткости изложения ограничимся анализом тяжелой формы. Различают несколько этапов ее развития. Профессор Б. Д. Цыганков отмечает восемь этапов развития фебрильной шизофрении [Цыганков Б. Д., 1990].
1. Продромальный этап. Продромальный этап (лат. prodro-mus — предвестник) — это возникновение тревожности, растерянности, эмоционально-возбужденного поведения, неврозо-подобных расстройств и слабо выраженных вегетативных нарушений. Заметим, что все это характеризует начальный период стресса и может быть предвестником (про-дромой) любого заболевания. На это указывает А. С. Тиганов, единственный в мире, изучивший более 190 случаев фебрильной шизофрении [Тиганов А. С, 1982].
2. Этап бредового настроения. Уже в дофебрильном начале заболевания, пока еще не начала повышаться температура тела, становятся заметны бредовые настроения, эмоциональное возбуждение.
3. Этап аффективных расстройств. При тяжелом течении фебрильной шизофрении симптоматика нарастает быстро, буквально «по часам». Становятся заметными аффективные (эмоционально-поведенческие) расстройства. Больной возбужден, неадекватно подвижен, суетлив без надобности. Соответственно усиливается вегетативное сопровождение такого поведения.
4. Этап иллюзорно-бредовой кататонии. В сознание больного прорываются иллюзорные видения, пока еще перемежающиеся с тем, что он видит вокруг себя. Его суждения начинают наполняться бредом. Поведение становится безудержно-активным, подчиненным бредовым мыслям и идеям.
К этому присоединяются регулярные подъемы температуры тела. Она может достигать опасного уровня — +40 °С и выше. Начинаются вегетативные нарушения. С началом повышения температуры усиливается двигательное возбуждение, возникают вычурные поступки, непроизвольные и рефлекторные движения. У больного может возрастать речевая активность с разнофабуль-ными бредовыми высказываниями и негативизмом к окружающим врачам и родственникам.
5. Этап фантастически-бредовой кататонии. Болезнь стремительно развивается Возникает болезненно-возбужденное помрачение сознания с причудливой смесью фрагментов реального мира и ярких, фантастических представлений. П. И. Ковалевский отмечал у таких больных: помрачение сознания; резчайшее возбуждение с криком, бранью либо «немое» возбуждение; калейдоскопическую смену аффекта; обилие ярких зрительных галлюцинаций: «огонь», «кровь», «адские сцены», «фантастические путешествия», «картины величия и роскоши» (цит. по [Тиганов AC, 1982[). Все это — безумно преувеличенные и перемешанные психические реакции, которые при рациональном, нормальном проявлении целесообразны как защита от реальных стрессоров.
Важнейшей и трагической особенностью острого фебрильного психоза (фебрильной шизофрении) становится то, что одновременно с нарушениями сознания обильно развиваются вегетативные, соматические расстройства. О них — ниже. Но сейчас отметим, что еще В. Геллер и Ц. Маппес находили в структуре приступа острого фебрильного психоза все фазы стресса, описанные Г. Селье, основателем учения о стрессе [Geller W., Mappes С. 1952; Селье Г., 1966; Селье Г., 1979 и др.]. В нашей стране первым рассмотрел с позиции Г. Селье закономерности фебрильной шизофрении и патологические соматические нарушения при ее развитии А. С. Тиганов [Тиганов А. С, 1960]. В монографиях, посвященных фебрильной (гипертоксической) шизофрении, подчеркивается сходство сопровождающих ее гормональных, гематологических, биохимических и паталогоанатомических изменений (реакций, нарушений) с аналогичными изменениями при дистрессе, описанными Г. Селье [Ромасенко В. А., 1967; Тиганов А. С, 1982]
Чрезвычайно важным для здоровья больного острым лихорадочным психозом (фебрильной шизофренией) становится то, что его поведенческое гипреактивное безумие усиливается на фоне нарастания многих вегетативных дистрессовых расстройств. Пульс слабый, но частый, резкие подъемы артериального давления перемежаются со спадами. Возникает одышка. Может быть потливость, но чаще кожа сухая, сохнут рот и язык.
На состояние и самочувствие больного влияет увеличение температуры его тела, возникающее вскоре после начала приступа, вместе с другими вегетативными расстройствами. В отличие от обычного, инфекционного заболевания с относительно постоянным повышением температуры при фебрильной шизофрении температурная кривая прыгает то вверх, то вниз («пилообразная» температурная кривая), будто терморегуляторы ищут и не находят «врагов» (вирусов, микробов и т. п.), которых надо «выжигать».
Напомню, что повышения температуры тела могут быть и исключительно из-за психических травм и психического напряжения. Так в наших экспериментах на наземном динамическом имитаторе межпланетного космического корабля (на стенде «Орбита») у отдельных испытуемых за несколько часов до начала экспериментов с многосуточным вращением температура тела повышалась до +39 °С. Причина, как выяснилось, — психическое напряжение из-за борьбы со своим страхом. Ведь эти эксперименты проводились впервые в мире. Испытуемым думалось". «Мало ли что будет! Как отразится многосуточное воздействие ускорений Кориолиса на моем здоровье?» Но сразу же после начала вращения (т. к. ничего особо нетерпимого не происходило) температура тела этих испытуемых срезу (за две-три минуты) нормализовалась. Тревога испытуемых сменялась радостным возбуждением. Аналогичное повышение температуры было у американских астронавтов на космическом корабле «Аполлон» при первом облете вокруг Луны. Тогда полет впервые не управлялся и не отслеживался наземными станциями слежения. Конечно, это было опасно и страшно. У всех членов экипажа, казалось бы, беспричинно повысилась температура тела.
Большое и печальное значение приобретают, конечно же, «поломки» в функциональных системах организма из-за деструктивных (разрушительных) процессов, особенно интенсивных во время фебрильного периода. Надо иметь в виду не только эти «поломки», но и «места наименьшего сопротивления», возникшие в организме раньше (после заболеваний, когда-то залеченных). Они вновь «ломаются» при фебрильной шизофрении.
В фебрильном периоде болезни слишком широк и силен «фронт защиты» (не понятно от кого?). Он становится не только бесполезным, но и опасным. И вот, не находя стрессора-врага, адаптивно-защитные механизмы стресса оказываются направленными на самого больного человека, на его разум и телесность.
6. Этап онейроидного помрачения сознания. В организме больного возрастает отмобилизованность всех видов энергии, всех адаптивных защитных ресурсов. Человек будто бы сражается, пытаясь противостоять неким враждебным силам (каким, почему?). В его помраченном сознании страх перед образами опасных чудовищ и монстров перемежается с блаженными ощущениями, с изумительными видениями, символизирующими счастье мнимой триумфальной победы (над кем?). Замечено, что насыщенность таких онейроидных (греч. oneiros — сновидение + eidos — вид подобие) видений богаче у интеллектуально развитых личностей.
При крайне тяжелой форме фебрильной шизофрении этап онейроидно-бредового помрачения сознания смазан или отсутствует. Сразу наступает аменция (лат. amentia — безумие< а — отрицание + ments — разум). Эта редукция онейроида не из-за того ли, что при утяжелении болезни в помраченном сознании уже нет даже бредовых оснований для «победных» (эустрессо-вых) или «пораженческих» (дистрессовых) переживаний и бредовых видений борьбы и побед над мнимым врагом? Причиной такого усугубления тяжести и вредоносности развивающегося заболевания становятся деструктивные процессы в разных системах организма и, главным образом, в головном мозгу.
Состояние органов и тканей при остром фебрильном психозе и фебрильной шизофрении. Отмечается дегенерация и распад клеток многих внутренних органов, точечные кровоизлияния в них; набухание сосудов головного мозга, дегенерация и гибель клеток коры мозга, отек мозга; поражение подкорковых ганглиев, особенно страдает подбугорье из-за истощения и ишемии [Юдин Т. Н., 1939]. «При гипертоксической шизофрении… гистологическое состояние подбугорья и желез внутренней секреции соответствует выраженному стресс-синдрому» [Сколярова Н. А., 1979].
При тяжелейшем экспериментальном дистрессе у животных [Селье Г., 1979], как и у больных при остром фебрильном психозе, возникают множественные точечные кровоизлияния в слизистой желудка, в наружной и внутренней оболочках сердца. Сердце, головной мозг, печень, почки, желудок перенасыщены и наполнены кровью; из-за этого нарушаются их функции; нарушено их питание, возникает дегенерация и разрушение клеток. Из разрушенных тканей выделяются токсические вещества, усиливая процессы разрушения. Возможна тромбоэмболия (закупорка кровеносных сосудов сгустками крови). С первых дней болезни подавляется иммунитет. Возникает множество очагов инфекционного воспаления: в легких, в почках, в сердце, в местах инъекций и введения катетеров.
На основании этих данных А. С. Тиганов делает вывод о существовании порочного круга в динамике фебрильной шизофрении. «Возникающие вследствие всех этих нарушений расстройства психических и соматических функций в свою очередь могут усугубить патологическое напряжение организма, приводя к истощению стрессовых механизмов. Создается своего рода порочный круг, в котором изначально трудно выделить первичные и вторичные звенья» [Тиганов А. С, 1982, с. 102]. 7. Этап аментивно помраченного сознания. Болезнь прогрессирует, «борьба» с мнимым врагом безуспешна, и стройная фабула онейроида разваливается. Начинает доминировать более мощная «защита» центральной нервной системы (на этом этапе болезни бесполезная) — аментивный синдром. Это — симптомы поражения ЦНС. Сначала — аментивно-подобные расстройства: безумные рефлексивные мысли и действия, перемешанные с хотя и болезненными, но разумными. Потом нарастает истинная аменция: больной мечется в пределах постели, не узнавая людей, бессвязно выкрикивает простые слова — чаще глаголы: «Стоять!», «Бежать!» и т. п.
Трагичен и страшен вид больного острым фебрильным психозом (фебрильной шизофренией). У него лихорадочный румянец, багровость кожи, много кровоподтеков, блестящие глаза, запекшиеся губы, сухой язык. Он изможден. Если больной неистов, то привязан за руки и ноги к кровати. В местах инъекции и катетеризации возможны очаги воспаления, из-за давления постели и плохой переносимости некоторых лекарств на коже может появиться буллезно-гнойный дерматит (лат. bulla — большой пузырь). Гнойники, возможно, уже прооперированы с иссечением омертвевших тканей тела. Чтобы больной не выдергивал иглы при долгом капельном введении лекарств, его руки могут быть загипсованы.
Особо отметим, в чем-то повторяясь, что при наиболее тяжелых быстроразвивающихся формах острого фебрильного психоза наблюдаются:
—диссоциация симптомов — тяжелейшие соматические нарушения при небольших подъемах температуры;
—гипертонические кризы с переполнением кровью сердца (из-за этого слабый частый пульс), с гиперемией мозга, легких, печени;
—желудок наполняется кровью — из-за этого кровавая рвота;
—онейроидно-бредовый этап этой болезни «смазан» или отсутствует;
—больной мечется только в пределах постели;
—у него «немой» негативизм, он злобно озирается, иногда бессвязно бормочет [Тиганов А. С, 1982].
8. Период сопора и комы. Защитно-адаптивные и энергетические ресурсы больного не беспредельны. При крайнем истощении их наступает сопор (лат. sopor — оцепенение, сон). Человек заторможен, нет никаких реакций на окружение. Потом наступает кома (греч. кота — потеря сознания, сон). Все рефлексы (зрачковые, сухожильные, кожные) снижены. Нет реакции на свет и звук. Дыхание и серцебиение ослабле —
ны. Если не вывести больного из сопорозного и коматозного
состояний за несколько часов, он умирает.
Лишь благодаря современным методам ургентной (англ. urgent — безотлагательный, настойчивый) и интенсивной терапии при умелом уходе за больными острым фебрильным психозом (фебрильной шизофренией) их смертность не превышает 50 %, раньше умирали все тяжело заболевшие. Используются новейшие нейролептики, кровозаместительная и электрошоковая терапия и многое другое. Применяется наркотизация (как при хирургических операциях), чтобы «усыпить» все саморазрушительные процессы в организме, в психике больного, чтобы прекратить жесточайший дистресс, прервать его путь к смерти как к избавлению от неодолимости мнимых стрессоров-врагов.
При тщательном и удачном лечении развитие болезни можно остановить на любом этапе. Во время выздоровления человек проходит в обратном порядке, как бы зеркально, все прошедшие периоды болезни и потом долго восстанавливается после асте-низации и кахексии [Цыганков Б. Д., 1990]. Как правило, восстановление психики и телесного здоровья после тяжелой формы фебрильного психоза — неполное. Возможны повторные, еще более тяжелые приступы этого заболевания.
Автор этих строк помнит, как такой излеченный больной с дебильной радостью показывал глубокие шрамы у себя на теле, на местах излеченных гнойных воспалений и обвинял «тюремную психиатрию» (это было модно в конце XX в.) в якобы применявшихся к нему пытках. И сейчас опасна большая смертность при остром фебрильном психозе (фебрильной шизофрении). Без экстренной ургентной, тщательной терапии тяжелые формы этой болезни всегда кончаются смертью. Это побуждает привлечь внимание к изучению использования для лечения острого фебрильного психоза искусственного охлаждения тела. Его методы, применимые даже в «полевых условиях», разработаны профессором Н. Н. Тимофеевым [Тимофеев Н. Н., 2005]. Управляемое значительное охлаждение тела больного (гипобиоз и криобиоз). освободив его от губительного эндогенного перегрева, может быть, позволит проводить эффективную терапию.
Затронем, наконец, до сих пор не ясную для всех проблему: какова причина острого фебрильного психоза, где стрессор, вызывающий дистресс, ведущий к смерти, кто тот неодолимый мнимый враг, создающий такую мучительную ситуацию, что для избавления от нее ближе смерть, чем жизнь.
Нет наследственной предрасположенности к этому заболеванию; ее причинами не становятся профессиональные вредности и инфекции; у нее неспецифический продромальный период [Тиганов А. С, 1982]. Не означает ли это, что в какой-то момент заболевания «включается» особый, свойственный только этой болезни механизм тотального и максимального дистресса? Намечены два подхода к пониманию причин ее возникновения.
Один — основан на некоторых фактах, но больше на предположении о существовании в головном мозгу (в центральной нервной системе) «слабых мест», врожденных или возникших при травматизации (в частности, из-за перенесенных или текущих психических заболеваний). Эндогенные патопсихологические процессы доводят эти «слабые места» до «созревания», когда они, как «стартеры», запускают острый фебрильный психоз либо фе-брильное течение шизофрении. Возможно, есть пока неизвестный «центр», или «механизм» в центральной нервной системе, который становится таким «стартером».
Другой подход к пониманию причин острого фебрильного психоза предполагает преобладание внешних причин его начала. Конечно, этому заболеванию должно предшествовать сильное перенапряжение психики, интеллекта. Это возможно у личностей фанатично-целеустремленных, с авторитарным паранояльным складом характера, с мощью интеллекта. Американскими психиатрами высказывалось предположение (основанное на клинических наблюдениях), что пусковым механизмом (моментом) острого фебрильного психоза у таких людей становится жесточайшее разочарование в их главной идее и цели, направлявших и стимулировавших всю неукротимую целенаправленность их деятельности, их жизни. Аналогично у психических больных с паранояльным течением заболевания переход от простого его развития к острому смертельному психозу может произойти из-за утраты «бредообразующей идеи» [MandlerG., 1984, и др.].
И у практически здоровых людей с паранояльным складом сильного характера при потере главной цели их жизни, и у психических больных из-за разрушения бредообразующей идеи, т. е. при реальной или мнимой дискредитации («осквернении», «разоблачении») мысленных конструкций, воодушевлявших таких людей, может возникнуть острый, как бы протестный, психоз, разворачивающийся, как дистресс, разрушительно охватывающий и психику, и сому (душу и тело). Дистресс как защита, как борьба! Борьба против кого? Кто же враг? Его нет. Им оказывается утрата могучей цели существования, цели и оправдания самой жизни. Эта цель исчезла в самом человеке. Значит, он сам враг и должен быть наказан, тем более, что у него нет больше цели и идеи, направляющих и оправдывающих его жизнь. Так гипотетически можно представить, выстроить телеологическую картину возникновения острого лихорадочного (фебрильного, гипертоксического, смертельного) психоза.
Теперь очень важное замечание. Современной медицине следует обратить внимание на то, что десятки, возможно сотни и тысячи больных погибают из-за того, что при лихорадочном состоянии (с большой температурой тела) их лечат от инфекционного (воспалительного) заболевания, тогда как главной причиной фебрилитета может быть психическое заболевание — острый лихорадочный психоз. Для спасения таких больных необходимо совместное лечение — психиатрическое как основное и соматическое (соответственно телесным симптомам болезни).
Б. Пассивная гибель — летаргия. Летаргия (греч. lethargia < lethe — забвение, argia — бездействие, бессилие), или «летаргический сон», — это более глубокое, чем сон, состояние с чрезвычайным ослаблением всех жизненных функций организма. Летаргический сон. когда человека невозможно разбудить, может длиться от нескольких часов до нескольких недель и даже лет. Это состояние может повторяться. «Первое упоминание о длительном периодическом сне можно обнаружить у Tomas Willis в 1672 г.; в той же работе упомянут поэт Эпиминидес из Креты, который проспал в пещере 57 лет» [Вейн A. M., 1966, с. 59].
В продромальном (предвестниковом) периоде летаргическому приступу могут предшествовать головные боли, вялость, чувство разбитости тела, потеря интереса ко всему окружающему. «Разогнать» сонливость не удается. Бывало, что, почувствовав приближение летаргического сна, человек успевал добраться до дома. Однако, отмечено, что летаргия может возникать и без предвестников, внезапно.
При тяжелом случае летаргии (такие редко встречаются) человек похож на только что умершего: кожа холодная, бледная, сухожильные рефлексы не обнаруживаются, тонус мышц снижен, дыхание и пульс почти не заметны и очень редки, выделения мочи и кала прекращены. Это коматозная летаргия. М. З. Каплинский и Е. Д. Шульман наблюдали при такой ее форме катаплексию спящих (греч. — cataplexia — полнейшее расслабление всех мышц < cata — приставка «раз» + plexia — сплетение, совместное напряжение), из-за которой все мышцы абсолютно безвольно расслаблены [Каплинский М. З., Шульман Е. Д., 1934]. Пробудившись после такого приступа, человек еще долго ослаблен, вял и не помнит, что с ним было, пока он спал [Rath В, 1962].
Профессор A. M. Вейн изучал не только летаргический сон, но и легкие (сомналептные) формы невольной периодической спячки людей [Вейн A. M., 1964]. В таких случаях дыхание, сердцебиение, способность глотания, выделения кала и мочи сохраняются. Восприятие окружающего частично сохранено. После окончания сомнолептного приступа у людей хорошее настроение и даже чувство счастья.
A. M. Вейн отмечал немало случаев периодического сна (летаргии), которым предшествовала психическая травма. Не случайно бытовал термин «истерическая летаргия». Такие случаи можно трактовать как чрезвычайные, запредельные формы уклонения, ухода от психотравмирующей ситуации (от всех возможных стрессоров) и вместе с тем как демонстрацию всем реальным или мнимым обидчикам, притеснителям себя, как незаслуженной жертвы, доведенной почти до смерти. Этот демонстративный укор может частично контролироваться сознанием, но не подчинен воле человека, спящего летаргическим сном.
Б. В. Андреевой описан случай летаргической болезни, когда первый приступ беспробудной спячки возник у человека вдень смерти его матери. А потом приступы летаргии повторялись ежемесячно в тот же день месяца [Андреева Б. В., 1950]. Периодичность приступов сна, причиной которых стала психотравма, отмечали Каплинский М. З. и Шульман Е. Т. [Каплинский М. З., Шульман Е. Д.,1934].
«Однако необходимо подчеркнуть, — писал A. M. Вейн о невольных приступах сна, — что наличие психотравмы еще не достаточно для доказательства функциональной природы заболевания, т. к. и в этих наблюдениях имелись четкие свидетельства органического поражения. По-видимому, психическое воздействие играло роль дополнительного, разрешающего, но не единственного фактора, обусловливающего гиперсомнические нарушения» [Вейн A. M., 1966, с. 62—63].
Тщательное изучение периодической спячки Вейном показало разительное сходство изменений в организмах людей при летаргии и особенностей показателей стресса у подопытных животных Г. Селье. «Эти данные, — пишет A. M. Вейн, — подтверждают и выявляемую клинически вегетативную дис-тонию, которая характеризуется недостаточностью симпато-адриналового аппарата с преобладанием ваго-инсулярных трофотропных влияний Выявлена недостаточность коркового слоя надпочечников (по содержанию 17-ОНКС в крови и экскреции с мочой), снижение функции щитовидной железы (по данным основного обмена), нарушения регуляции углеводного обмена (патологические гликемические кривые)» [Вейн A. M., 1964. с. 27]. Этими исследованиями доказано, что при стрессе, описанном Г. Селье, и при приступах летаргии задействованы одни и те же адаптационно-защитные системы. Надо иметь в виду, что в отличие от дистресса, изучавшегося Г. Селье, при котором они работают на полную мощность (гиперэргически), при летаргии их интенсивность запредельно снижена (гипоэргична). Летаргия — это смертельный дистресс, но со знаком «минус» всех энергетических затрат, а не со знаком «плюс».
Способов срочного вывода человека из состояния летаргического сна пока нет. Лечение таких больных — это тщательное медицинское наблюдение за ними и кропотливый уход с поддержанием всех жизненных функций. При отсутствии такого ухода за заснувшим надолго больным он не выживет.
Самоубийственные дистрессовые изнурения одновременно всех адаптационных защитных механизмов психики и соматики при остром лихорадочном психозе и летаргии можно рассматривать как феномены «популяционной селекции» (о ней см. [Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 159-164]). Эти комплексные недуги души и тела случаются редко, потому причины, ведущие людей на такие «соскальзывания» в смерть, и механизмы умирания изучены недостаточно. Их можно расценивать как особые проявления стрессового кризиса четвертого ранга — стресса умирания. Выше они представлены нами схематизированно. В связи с темой, обсуждаемой в данном разделе, целесообразно рассмотреть сохранившиеся архивные данные (интересные с научной точки зрения) об умирании великого человека — Иосифа Виссарионовича Джугашвили (Сталина).
В. Болезнь и смертельный дистресс И. В. Сталина.
В рассекреченных документах о болезни и смерти И. В. Сталина обращают на себя внимание изменения внутренних органов, свидетельствующие о тяжелейшем дистрессе (вредоносном стрессе), как одной из причин его кончины, последовавшей 5 марта 1953 г. Осмотр и вскрытие его тела проводил главный патологоанатом института им. Н. В. Склифосовского профессор Арсений Васильевич Русаков в присутствии других патологоанатомов и лечившей Сталина бригады профессоров [Русаков А. В. и др., 1953, л. 163-173].
До сих пор много домыслов о причинах смерти великого диктатора. Высказывалось мнение о его отравлении [Авторханов А.,
1991]. Поводы для убийства были у его соратников, которых Сталин готовился устранить. Картина его смерти не простая. Попробуем в ней разобраться, используя сохраненные архивные материалы. Насколько здоровым был семидесятипятилетний руководитель Советской державы?
Большая часть документов о болезнях «вождя народа» — уничтожена. «По сохранившимся документам прослеживается несколько историй болезни Сталина начиная с 1920-х гг. На одной из папок копий эпикризов и медицинского заключения по истории болезни Сталина сохранилась помета: "Т. IX". Но фактически из истории болезни сохранились только остатки» [Фурсенко А. А., Афиани В. Ю., 1953, с. 9]. Сохранившиеся разрозненные листки в «Папке Сталина» свидетельствуют о том, что у Великого вождя уже давно была гипертоническая болезнь. Из-за нее он уже в 1947 г. лечился в Мацесте. «Диагноз: основной — гипертония в начальной стадии; сопутствующий — хронический суставной ревматизм, переутомление. Пульс — 74 в мин. Артериальное давление 145/85. Леч. врач Кириллов» [Лукомский П. Е. и др., 1953]. Нормальное для любого человека артериальное давление не выше 130/80 мм рт. ст. Если выше, это уже болезнь, что бы ни говорили врачи, успокаивая больных. При суставном ревматизме всегда поражается сердце, это дополнительный фактор риска.
На сохранившихся листках в «истории болезни» И. В. Сталина в последующие годы уже не упоминается диагноз «гипертония в начальной стадии». Почему? Гипертоническая болезнь стала постоянной; тогда еще не было лекарств для эффективного ее излечения; напоминанием о диагнозе, наверное, не хотели (боялись) огорчать Вождя народов. Вот еще сохранившаяся запись: «4.09.50. Пульс до ванной 74 в мин. Давление 140/80 мм рт. ст. После ванной пульс 68 в мин, ритм. Давление 138/75 мм рт. ст. Тоны сердца стали лучше. Сон удовлетворительный. Кишечник регулярно. Общее состояние хорошее. Кириллов» [там же]. Это свидетельство того, что лекарства не помогают, и даже гипертермическая водная процедура (теплая или горячая ванна) лишь незначительно нормализует болезненно измененные показатели сердечнососудистой системы. А «тоны сердца стали лучше» — значит, обычно они еше хуже. О причине этого стало известно только после вскрытия тела умершего Сталина (см. ниже).
В 1949 г. у И. В. Сталина было нарушение мозгового кровообращения (микроинсульт мозга?), из-за которого он на некоторое время уединился на одной из своих строго охраняемых дач в Абхазии. Примечательно, что, живя там, он ни с кем из соратников не говорил по телефону и общался только записками Возможно, у Сталина была нарушена речь. В феврале 1953 г. у него возникло очередное ухудшение здоровья. Из-за этого, находясь на ближней даче, он никого не принимал.
Насколько болен был Сталин за несколько дней до смерти, наступившей 5 марта 1953 г.? Медицинских записей и свидетельств не сохранилось. Есть только документальная фиксация некоторых событий. «Последний раз заседание в кремлевском кабинете Сталина, согласно журналу записи посещений, состоялось 17 февраля 1953 г. Недолгий, на полчаса, прием вечером делегации во главе с индийским послом К. Меноном (цит. по [Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина, 1977, с. 38]). …27 февраля он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поехать в Москву в Большой театр на «Лебединое озеро» [Фурсенко А. А., Афеани В. Ю., 1953, с. 18]. Как обычно, Сталин пригласил Маленкова, Берию, Булганина, Хрущева «после просмотра кино "на уголке", в Кремле, 28 февраля вечером на дачу на традиционный ужин… По версии Хрущева, вечер прошел хорошо, и Сталин был "навеселе" и в хорошем настроении (хотя охрана утверждает, что Сталин заказывал для ужина только "маджари", молодое домашнее грузинское вино). Гости разъехались от 4 до 6 часов I марта» [там же, с. 18-19].
1 марта 1953 г. «Сталин с утра часов в 11, когда он вставал, не дал о себе знать (по терминологии охраны, в комнатах "не было движения")- Странно, что они, забеспокоившись, тем не менее ждали до 6 часов вечера, когда зажегся свет в одной из комнат. Но затем Сталин не давал о себе знать. А охранники ждали до II часов, и только после приезда фельдъегеря с почтой из ЦК вошли в малую столовую и, увидев лежащего на полу Сталина, стали звонить начальнику Управления охраны и министру МГБ СССР С. Д. Игнатьеву, затем сообщили о случившемся Г. М. Маленкову» [Новик Н. П.. 2003].
Началась суматоха в высшем эшелоне власти СССР. «Ночью на дачу приезжали Хрущев и Булганин (но почему-то не вошли к Сталину), затем дважды Берия с Маленковым, приказавшим охране не беспокоить спящего вождя. Охрана, чувствовавшая, что происходит что-то неладное, была на этот раз настойчива» и настояла на вызове врачей [Фурсенко А. А., Афеани В. Ю., 2003, с. 19].
Ведущие терапевты и невропатологи страны, профессора во главе с Главным терапевтом Министерства здравоохранения СССР профессором П. Е. Лукомским поставили диагноз: «Правосторонняя гемиплегия вследствие кровоизлияния в бассейне левой мозговой артерии» [Лукомский П. Е. и др.. 1953. л. 82].
В медицинских документах И. В. Сталин был зарегистрирован как «Хрусталев».
Что же было со Сталиным первого марта, когда он один находился в своих апартаментах, закрытых и строго охраняемых на «ближней» даче в Волынском? Обратимся к документам, хотя и посмертным, к акту исследованию его тела. «На нижней губе справа, соответственно второму и третьему резцам, имеются ссадины, размеры которых совпадают с верхними частями коронок этих зубов. На верхней губе соответственно верхним клыкам имеется глубокий, поперечно расположенный дефект слизистой размером 0,2 х 0,75 см, на нижней губе в ротовой ее части имеется точечный дефект темно-красного цвета» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 165]. Это свидетельствует, что Сталин, ослабев или теряя сознание, упал (но не на пол) и ударился ротовой частью о какой-то предмет, возможно, о край стола. Ударов было несколько — справа и слева. Возможно, этот волевой человек, борясь со слабостью, закусил губу. Быть может, он пытался подняться и снова падал? Что еще говорит акт обследования?
На наружной поверхности правого локтевого сустава осаднение кожи в виде пятен буровато-красного цвета с сухой поверхностью… в области левого локтя сзади имеется шесть точечного вида осаднений в виде сухих красноватых пятен». [Русаков А. В. и др., 1953, л. 166]. Следовательно, сначала Сталин, не теряя сознания, потерял равновесие и упал, потом пытался ползти на локтях. Вероятно, руки еще действовали, парализована была лишь правая нога. Возможно, он звал на помощь. Физические усилия и эмоциональное потрясение усугубляли выраженность инсульта мозга и его последствий Паралич захватил и правую руку. Тогда нарушилась и речь.
Мы обращаем внимание на реконструкцию начала смертельного осложнения болезни, чтобы представить, что думал, что чувствовал тогда Сталин. Всемогущий диктатор и полководец страны, победившей во Второй мировой войне, «Отец» и «Учитель» всего прогрессивного человечества, выдающийся человек XX столетия (по признанию тогдашних политиков и современных историков), и главное, лидер политической системы, погубившей миллионы людей ради идеи создания Всемирной Советской страны. И он, казалось, был близок к этому: уже был запас атомных бомб, в 1953 г. в СССР готовился пробный взрыв водородной бомбы, которой тогда еще не было ни в одной другой стране. СССР за счет ограбления собственного населения содержал наибоеспособнейшую армию мира. И вот Величайший. Всемогущественный Властитель лежит беспомощный, пытается приподняться на локтях, обмочив штаны. Казалось бы, какой позор! Какое унижение! Чувствуя, что речь отказала ему, понимая, что он трагически ослаб и может скончаться, Сталин, конечно же, переживал не только последствия инсульта, но и жуткий психологический дистресс. Наверно, кошмаром чудилось, что болезнь ставит под удар дело всей его жизни, а он не мог воспитать преемников, потому что строил свое могущество на стравливании соратников и на перманентном уничтожении одних руками других. И вот сейчас опять он подготовил очередную смертельную свару двух группировок; их лидеры приезжали порознь к уже больному Сталину ночью с 1 на 2 марта (см. выше). Из-за унизительной неустранимой беспомощности у Сталина рушилась его стержневая, грандиозная идея, создававшая цель всех его великих и тиранических деяний. Нам — людям, не наделенным столь могучей психической силой, никогда не почувствовать горя и ужаса такой утраты. Эмоциональный кризис у Сталина был, вероятно, замешан не только на ужасе смерти и отчаянии, но и на злобе, или же эти эмоции перемежались у него. Судьбы мира и человечества нес на плечах гигант Сталин. И вот он чувствует, что повержен невидимым врагом, сбит с ног и брошен на пол, а «врачи-убийцы», которых он недавно не всех перестрелял, не помогут, а будут «измываться» над ним. С такими переживаниями великий человек был несколько часов один первого марта 1953 г.?
На протяжении нескольких дней болезни Сталин был то в бессознательном состоянии, то приходил в себя. Он всякий раз давал знать, когда хотел помочиться (ему подносили «утку»). И только «3 марта… 17.30. Непроизвольное мочеиспускание» [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 20]. Но это из-за того, что все врачи — участники консилиума тогда отвлеклись от больного и писали очередное заключение о его здоровье [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 21].
Дежурившие врачи-профессора постоянно записывали в журнал все показатели его состояния. Чаще они пишут: «2 марта 7.00… больной в бессознательном состоянии» [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 13]. Это может свидетельствовать, что Сталин не расходовал своих сил, своего внимания на врачей. (Пусть занимаются своим делом — лечат!) Но тут же пробуждался и пытался действовать, как только чувствовал необходимость в этом. На следующий день 3 марта запись в журнале: «3 час. 30 мин…. временами проявляются проблески сознания, и пытается что-то сказать, отдельное слово разобрать невозможно» [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 19]. Это когда приходили его соратники, готовящиеся делить власть в стране.
Врачи пишут утром 3 марта: «сопорозное состояние усугубилось», а вечером того же дня вынуждены признать «19.00. Около 50 минут больной был без кислорода. Наблюдался кратковременный проблеск сознания, реагировал на речь товарищей» [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 21 ]. По воспоминаниям свидетелей, Сталин зло посмотрел на них. И даже 5 марта 1953 г. — запись в журнале дежурного врача: «7.20. у больного наблюдалось двигательное беспокойство. Он попытался вставать». [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 36].
Его дочери Светлане запомнилось: «…в какой-то момент… он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд: то ли безумный, то ли гневный… Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, — это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, — тут он вдруг поднял кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то вверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ и неизвестно к кому и к чему относился» [Аллилуева СИ., 1990, с. 9-10].
Невозможно представить трагедии Сталина, но можно понять чудовищный стресс лечивших его медицинских светил. Незадолго до этого были арестованы (некоторые уже расстреляны) профессора-врачи, якобы пытавшиеся отравить Великого вождя и его соратников. В тюрьму были недавно посажены личный врач Сталина профессор В. Н. Виноградов и начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Егоров. Медицинский мир знал, что выдающийся психиатр В. М. Бехтерев умер вскоре после осмотра Сталина. Якобы были и другие случаи загадочной гибели лечивших его врачей.
Профессора у постели Сталина понимали, что в случае его смерти они могут быть схвачены как ее виновники. И действительно, после его смерти были арестованы и оказались на Соловках А. Ф. Третьяков, только недавно назначенный Министром здравоохранения СССР, возглавлявший бригаду профессоров, лечивших Сталина, и группу патологоанатомов, вскрывавших труп, и И. И. Куперин, недавний начальник Лечебно-санитарного управления Кремля, и еще два врача. Все лечившие Сталина знали, что если он выздоровеет, то, конечно, их всех уничтожат, чтобы не осталось свидетелей беспомощного состояния всемогущего диктатора.
Посетители, побывавшие тогда у его постели, обращали внимание на испуганность лечивших его врачей [Аллилуева СИ., 1990, с. 7]. Рассматривая черновики их записей в журнале наблюдений за больным, можно видеть, как менялся почерк ото дня ко дню и за время каждого дежурства: буквы начинали прыгать, становились неразборчивыми.
Дежуранты-профессора даже путали день с ночью. 3 марта утром заступивший на дежурство профессор П. Е. Лукомский, вероятно, после тревожной ночи, писал: «19 часов 10 минут», «19.30», «20.05». Врач, дежуривший вслед за ним, переправил на: «7 часов 10 минут», «7.30», «8.05». Возможно, из-за такого собственного стресса врачи преувеличивали утрату сознания Сталиным. А он молча, казалось бы безучастно, страдал от своей беспомощности. Возможно, из-за этого 5 марта у него произошел инфаркт миокарда после очередного посещения соратниками. «Электрокардиограмма, снятая утром 5 марта, показала острое нарушение коронарного кровообращения с очаговыми изменениями преимущественно в задней стенке сердца. Этих изменений не наблюдалось на электрокардиограмме, снятой 2-го марта» [Лукомский П. Е. и др., 1953, л. 94]. Только на третьи сутки при анализе крови в некоторых лейкоцитах обнаружена зернистость, показатель нарастающего дистресса.
Зарегистрированная 2-го марта экстрасистолия и возникшая позднее мерцательная аритмия, возможно, связаны с врожденным дефектом сердца И. В. Сталина: «Овальное окно не заращено, имеет щелевидную форму и прикрыто со стороны правого предсердия полулунной формы складкой» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 168]. Возможно, этим был обусловлен в основном сидячий образ жизни и медленная походка Вождя народов, что отразилось на его анатомических особенностях: «Отмечается слабая выраженность икроножных мышц» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 166].
5 марта в предсмертные часы Сталина записи профессора-невропатолога Р. А. Ткачева стали почти неразборчивы, но последняя строчка, написанная П. Е. Лукомским, почерком вновь ставшим каллиграфическим: «21.50. Товарищ И. В. Сталин скончался» [Третьяков А. Ф. и др., 1953, л. 42].
Не только инфаркт миокарда не укладывается в классическую схему геморрагического инсульта, поразившего Сталина. У него 5 марта дважды — в 8.20 и в 19.00 была кровавая рвота, а при патолого-анатомическом исследовании были обнаружены поражения органов, свидетельствующие о тяжелейшем дистрессе с запредельным истощением стресс-адреналовой системы: «Надпочечники обычных размеров… на разрезе корковый слой узковат, светло-желтый; мозговое вещество надпочечников в состоянии размягчения» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 172]. Такую же выраженную деструкцию надпочечников Г. Селье находил у подопытных животных, погибших при дистрессе от крайнего истощения всех адаптивных ресурсов организма из-за интенсивнейших стрессоров [Селье Г., 1966, 1979 и др.].
Вспомним, что одним из трех главных элементов смертельного дистресса, «триады Селье», является петехиальное (точечное) изъязвление слизистой желудка, с обильным кровотечением в его полость, а при тяжелейшем процессе умирания еще и точечные изъязвления кишечника. Смотрим акт исследования тела И. В. Сталина: «Содержимое желудка представляет собой черного цвета жидкость в количестве 200 куб. см. На слизистой желудка обнаружены множественные, мелкие черно-красные точки, легко снимающиеся ножом. По удалении их, на слизистой желудка обнаруживаются мелкоточечные углубления. Слизистая желудка сглажена, такого же характера изменения обнаружены на слизистой двенадцатиперстной кишки. На вершине складок верхнего отдела тощей кишки в слизистой оболочке обнаружены мелкоточечные кровоизлияния. Такие же кровоизлияния кое-где встречаются и на протяжении всего тонкого кишечника» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 170]. Надо упомянуть еще про обнаруженные при вскрытии тела Сталина отеки головного мозга и сердца, точечные кровоизлияния во внешних и внутренних его оболочках (в перикарде и эндокарде) и другие тяжелейшие деструктивные поражения. Все это характерно для дистресса в фазе крайнего истощения адаптационных резервов организма« [Селье Г., 1966, 1979].
Еще одна немаловажная симптоматика была характерна для предсмертной болезни И. В. Сталина: «пилообразная» температурная кривая. Температура его тела то значительно повышалась, то снижалась. 2 марта 1953 года профессора, допущенные к Сталину в 7.00 утра, только в 12.45 заметили, что его температура начала повышаться — 37,1 °С. В 18.30 она была 37,6 °С, а в 22.00 — 38,0 °С. И хотя признаков воспаления легких (и в других органах) не обнаружили, но приняли решение: «вводить внутримышечно пенициллин 3 раза в сутки по 300 тысяч единиц». Несмотря на это, 3 марта температура тела не снижалась: в 6.10 она была 37,5 °С. А в 9.30 уже 38,1 °С. Это беспокоило профессоров, новая смена врачей в 10.30 решила вновь измерить температуру. Она сохранялась — 38,1° С, хотя признаков воспаления легких не было. Но в 23.00 температура внезапно снижается до 37,8 °С. Однако 4 марта — вновь повышение температуры почти на весь день — 38,7 °С. А вечером вновь не надолго снижение — 37,9 °С. 5 марта, с ночи температура опять повысилась, но в 9.25 она падает почти до нормального уровня — 36,8 °С. Днем, в 14.15, обнаружено, что она вновь повышена — 38,1 °С. Затем, после нового кратковременного понижения температура тела повышается до 39.0 °С (в 19.37). И в 21.30 — смерть.
Напомню, что такая смертоносная картина болезни с сочетанием множества тяжелейших расстройств соматических и психических функций организма с подъемами и спадами температуры тела возникает еще и при остром лихорадочном (фебрильном) психозе (см. 4.1.6. А, а также Тиганов А. С, 1982 и др.).
Итак, можно с уверенностью предполагать, что тяжелейший дистресс усугубил нарушения здоровья И. В. Сталина, возникшие из-за геморрагического инсульта. Это сделало необратимыми глубокое истощение стресс-адреналовой системы и многочисленные нарушения функций жизненно важных органов.
Как часто бывают столь обширные, разные, тяжкие расстройства у умирающих от инсульта? Не редко. И потому надо признавать, что больной, парализованный кровоизлиянием в мозг, обездвиженный или мечущийся, казалось бы, в беспамятстве, в действительности многое осознает, чувствуя свое бессилие и ужас надвигающейся кончины. У него мучительный дистресс, и надо медикаментозно, вместе с тем и другими средствами (состраданием окружающих людей и религиозными ритуалами) уменьшать его мучения.
Вернемся к вопросу — не был ли отравлен Сталин геморрагическим ядом (создающим внутренние кровотечения). Вот что писал по этому поводу уже в 2003 г. известный российский медик-профессор А. В. Недоступ: «Изучение документов, связанных с состоянием здоровья И. В. Сталина и его последней болезнью, не дает оснований для подозрений о насильственных причинах его смерти» [Недоступ А. В., 2003, с. 36]. Добавим, что вскрывавший и исследовавший тело Сталина профессор-патологоанатом А. В. Русаков (родственник автора этих строк) говорил в узком кругу близких ему людей: «Если бы было убийство Сталина, я бы акт без упоминания об этом не подписал». И все же могли быть намеренные действия, так или иначе спровоцировавшие инсульт мозга И. В. Сталина, но ни при лечении, ни после вскрытия тела следы этих действий не обнаруживались.
Затронем еще одну проблему, связанную со смертью И. В. Сталина. Вскоре после нее в западной печати было сообщение (попавшее в сводки ТАСС) о том, что якобы загадочно скончался последний из группы патологоанатомов, исследовавших тело Сталина, — профессор А. В. Русаков. При этом высказывались предположения о том, что причиной устранения патологоанатомов якобы было то, что они знали все признаки тела умершего и описали их. Но будто бы обследованный ими и похороненный в Мавзолее, как «Сталин», был его двойник, отличавшийся некоторыми признаками, которые не подлежат огласке. Однако достоверно известно, что А. В. Русаков умер у себя дома 13 апреля 1953 г. естественной смертью, после тяжелой болезни.
Другие члены комиссии, подписавшие «Акт патолого-анатомического исследования тела Иосифа Виссарионовича Сталина», — А. Ф. Третьяков, И. И. Куперин, Н. Н. Аничков (терапевт), М. А. Скворцов (патологоанатом), И. И. Струков (патологоанатом), СР. Мардашов (биохимик) [Русаков А. В. и др., 1953, л. 163-164] пережили 1953 г. Лишь судьба Главного патологоанатома Министерства здравоохранения СССР Мигунова мне пока неизвестна.
Но вот в 2005 г. в одной из подмосковных газет вновь появилось сообщение о том, что похоронен как Сталин был его двойник, некоторые признаки которого, описанные в акте, не совпадают с теми, что якобы были у истинного Сталина (не сообщалось, о каких признаках шла речь). В связи с этим процитирую все то немногое, что есть в указанном акте и может свидетельствовать об отличительных признаках истинного И. В. Сталина: «На коже лица, в частности на нижней части лба, на щеках, на носу, на подбородке, имеются довольно многочисленные светло-буроватого цвета пятна, слегка втянутые (рябины). Такого же вида рябины имеются на шее. На коже в области нижней челюсти справа, на боковой поверхности имеются мелкие углубления кожного покрова бледно-желтого цвета. Над правой бровью, на один сантиметр выше ее имеется слегка возвышающееся кругловатое пигментное пятно, размером 0,2 * 0,1 см. Такого же характера пигментное пятно, величиной с булавочную головку, имеется под нижним веком левого глаза у перехода кожи носа в область щек» [Русаков А. В. и др., 1953, л. 165]. Известно, что И. В. Сталин перенес оспу и имел много рябин на лице. Сведения о том, какие родинки были на лице у «истинного» Сталина, надо искать в мемуарных свидетельствах.
«Окружность левой верхней конечности на середине плеча 24 сантиметра, а на середине предплечья 20 сантиметров. Окружность правого плеча на этом же уровне 28,5 сантиметров, а окружность правого предплечья 21 сантиметр. Кожа тыльной поверхности правой кисти со слегка розовым оттенком, а на левой кисти с желтоватым оттенком» [там же]. Хорошо известно и то, что левая рука Сталина была заметно менее подвижна, чем правая. Из-за этого их объем должен быть разным, что и отмечено при исследовании его тела.
И наконец, запись в акте, которая могла породить мысли о том, что лечили, исследовали и поместили в Мавзолее тело не «истинного» Сталина: «Наружный осмотр. Рост 170 см» [тамже]. Известно, что Сталин был ниже ростом, чем 170 см. В разных источниках сообщалось о том, что его рост 166 и даже 162 см; что якобы носил он сапоги с каблуками, скрытно увеличивающими рост. Какого же роста был «истинный» И. В. Сталин?
Вот еще одно свидетельство. В конце двадцатых годов прошлого столетия отец автора этих строк неожиданно оказался за одним столом со Сталиным и его помощником (другом отца). Перед ужином Сталин переобулся и надел мягкие сафьяновые красные сапожки без каблуков, с тонкими, мягкими подошвами. Здороваясь, Сталин произнес: «Джугашвили». Отец из-за прошлой контузии заикался и не смог отчетливо произнести свою фамилию. Когда Сталин и отец автора этих строк стояли один против другого, отец уверенно заметил, что Сталин ниже его на 1,5-2 см. Рост отца был 168 см. Следовательно, рост Сталина 166-166,5 см Всем гробовщикам и судебно-медицинским экспертам известно, что после смерти тело мужчины такого роста удлиняется на 3-4 сантиметра, за счет распрямления изгибов позвоночника (шейного и поясничного лордозов и торакального кифоза) и благодаря пружинистому расширению всех межпозвонковых прослоек. Потому при длине трупа Сталина 170 см его прижизненный рост мог быть 166 см.
Таким образом, анализ дневниковых записей истории болезни в последние дни жизни И. В. Сталина и акта патолого-анатомического исследования его тела не обнаруживает убедительных данных о том, что будто бы лечили, а потом вскрывали тело не «истинного» Сталина, а его двойника.
Предвидя вопросы читателя этого сообщения о вечере, проведенном отцом автора этих строк совместно со Сталиным на его даче, приводим здесь воспоминания отца. Он рассказывал, что за ужином ели шурпу (очень наваристый мясной бульон) с ржаным хлебом, потом по большому куску вареной говядины с гречневой кашей, заправленной топленым (русским) маслом. Пили вино «Киндзмараули». Сталин никого ни о чем не расспрашивал, говорил о видах на урожай винограда в Грузии. После ужина предложил своему помощнику и его другу оставаться на даче и ложиться спать. Каждому указал, в какой комнате. Отец заснуть не мог и в 4 часа утра покинул дачу. Охрана не препятствовала ему — командиру с ромбами в петлицах гимнастерки. Отец понимал опасность такой «дружеской» встречи со Сталиным и, не заходя на службу, утром, сняв ромбы с петлиц, уехал в другой город, там устроился слесарем на завод. А его друг, который был третьим за столом со Сталиным, впоследствии был расстрелян, не выдав отца, не назвав его фамилии.