МЫ И НАШИ ПРЕДКИ

В том, что дети наследуют внешние черты родителей, никто не сомневается. Однако житейские наблюдения над тем, сколь похожи дети на своих пап, мам и теток, не дает нам основания считать, что природа генов ди­скретна. Наследственность передается часто в расплыв­чатой форме, и обычно нос ребенка «напоминает» по форме носы родителей, глаза «примерно» такого же цве­та, как у папы или мамы, походка «напоминает» манеру двигаться дяди Коли и т. д. Лишь наблюдения над го­рошинами и мушками, опыт животноводов, данные се­лекционеров убеждают в том, что имеются частички на­следственности. Что же касается расплывчатого сход­ства, то, оказывается, оно возникает по той причине, что нос, глаза и другие черты определяются не одной, а мно­гими парами генов. При таком условии будущий ребенок тащит из папиного ящика, скажем, пять-шесть доминант­ных генов, отвечающих за форму носа, и для оконча­тельного формирования этого важного органа добавляет сюда еще три-четыре доминантных гена из материн­ского ящика. Именно поэтому довольно редко встречают­ся дети, выпечатанные в родителей. Как редко? Это во­прос теории вероятностей. Скажем, если наследник вы­тащил из ящика отца пару десятков доминантных генов,

определяющих черты лица (вероятность одна вторая в двадцатой степени, то есть такая, с которой можно считаться), то можно быть уверенным в сходстве, кото­рое обычно характеризуют как потрясающее.

Достаточно часто семейное сходство удерживается много поколений. Губа Габсбургов, например, была долгое время неотъемлемым признаком членов этой королевской династии. Однако от поколения к поколе­нию сходство постепенно падает.

Если организм определяется малым числом генов то он будет представлен незначительным числом разли’ чающихся друг от друга особей. Впрочем, «незначи тельное» не очень подходящее здесь слово. Если бы ге

нов было всего лишь двадцать, то и в этом случае чис­ло нетождественных индивидов равнялось бы мил­лиону.

А сколько их в организме человека? Ответить на этот вопрос можно так: если не говорить об однояйцо­вых близнецах, то можно смело сказать, что одинако­вых людей — не бывает. Значит, если гены существуют и представляют собой что-то вроде частичек, то их долж­но быть очень много (так уж довольно давно думали биологи). Сколько? Добравшись до атомной структуры гена, физики показали, что их число порядка 10 000. Таким образом, число возможных сочетаний ненов столь велико, что вероятность встретить своего двойника крайне мала.

Наличие в организме человека генов, отвечающих за его физиологические признаки — черты лица, конститу­цию, склонность к тем или иным заболеваниям и про­чее, — является неоспоримым фактом.

Возникает естественный вопрос: а духовный облик человека — это тоже его генетический признак вроде рыжих волос? Имеется много людей, которые отвечают на этот вопрос утвердительно и потому удивляются, ко­гда оказывается, что у добродетельных родителей мо­жет быть сын хулиган. Более того, существуют и такие люди, которые считают возможным стать на путь обоб­щений и изрекать глубокомысленные сентенции вроде того, что человек от природы добр, или зол, или глуп и коварен.

Это, конечно, неверно. Ближе к истине старинное из­речение, что ребенок при рождении — это чистая доска «tabula rasa». Конечно, то, что будет записано на доске, определяется средо», в которой рос и воспитывался ре­бенок. Однако современная генетика заставляет нас по­мнить, что целый ряд конкретных поведенческих реак­ций животных наследственно закреплены. Так что в ге­нетических особенностях эмоционально-поведенческого склада сомневаться не приходится. Поэтому мы не ста­нем уверять читателя, что биологическая природа чело­века никак не связана с его духовным обликом. Раз­умеется, связана каким-то сложным способом, исследо­вание которого явится увлекательной задачей науки в ближайшие десятилетия.

Эта связь — так подсказывает нам человеческий опыт — в основном сводится к тому, что биологически разные (то есть разно построенные из биологических молекул) организмы могут быть по-разному предраспо­ложены к приобретению тех или иных свойств разума и души. Одного человека легче воспитать добрым, дру­гого труднее, одного легко научить математике, а дру­гого труднее, зато он легко познает приемы живописи.

Пока что молекулярная биология не может нам со^ общить, что означают эти «легко» и «трудно» на языке атомов и молекул. Когда же модель, демонстрирующая роль биологической структуры в воспитании человека, будет создана, она, вероятно, будет кой в чем напоми­нать огромный шкаф с бесчисленным количеством под­разделений, полок и ящичков, стенки которых сделаны из резины.

На эти полки будут складываться приобретаемые в результате воспитания многочисленные моральные, эсте­тические и рационалистские ценности. Для каждой из них свое место в шкафу.

Существует, скажем, полка логических способностей. У одного она от природы широка, у другого узкая. Но стенки резиновые, и с помощью воспитания количе­ство багажа, втиснутое с трудом на узкую полку, мо­жет оказаться значительным. Напротив, при отсутствии воспитания широкая полка остается незаполненной. В результате менее «одаренный» человек достигнет больших вершин, чем тот, который не сумел, не захо­тел или не осознал возможности воспользоваться тем, что ему было подарено природой.

Пустой шкаф, символизирующий мозг новорожден­ного, является таким же предметом статистики, как рост ребенка или вес. Каждый из ящиков, предназначенных для того или иного свойства, имеет средние размеры и средние упругие свойства стенок. Отклонения от сред­них значений подчиняются гауссовым кривым, которые и являются биологической характеристикой общества.

Эти кривые важны — от них зависит легкость вос­питания и образования тех или иных свойств разума и души человечества. В то же время ясно, что они не определяют ни морали, ни культуры общества: шкаф пуст, пока человек не воспитан обще­ством.

Моральные устои, религиозные убеждения, политиче­ские мнения являются результатом воспитания. Стенки ящичков, предназначенных для хранения моральных ценностей, достаточно гибкие, и люди, принадлежащие одному классу общества, естественным образом окажут­ся объединенными общей идеологией безотносительно различий в структуре своих генов.

Различия в духовном облике, в уровне и характере культуры, в моральных совершенствах народа могут быть колоссальными при одной и той же биологической (генетической) характеристике. Об этом свидетельствует история.

Представьте себе необитаемый остров, на который кораблекрушение выкинуло Адама и Еву — родоначаль­ников нового человеческого племени. Наследники этих прародителей в любом поколении будут обла­дать комбинациями генов, которыми владели Адам и Ева.

Предположим, что Адам и Ева народили много де­тей. Если так, то оба гена, составляющие каждую пару, пойдут в дело в равной степени. Значит, пропорция ге­нов голубоглазия и кареглазия, генов рыжих и черных волос, больших и маленьких ящичков, предназначенных для обучения добру и злу, математике и живописи, остается неизменной в каждом поколении.

Это действительно верно для каждого замкнутого об­щества, но с одной существенной поправкой. Хотя ге­ны — частички очень прочные, все же в среднем один ген из десяти тысяч за одно поколение, оказывается, портится. Причины порчи могут быть самыми разными, и прежде всего играют здесь роль всякие радиации. Таким образом, медленно, но верно и в замкнутом об­ществе происходят изменения.

С точки зрения геолога, меряющего историю плане­ты сотнями миллионов лет, генетические изменения про­исходят быстро. Но историку, ограничивающему свои интересы двумя-тремя тысячами лет, то есть временем какой-нибудь сотни поколений, порча генов кажется яв­лением совершенно незаметным. Отсюда следует доста­точно жестко, что по составу генов люди XX века вряд ли отличны от древних греков или римлян: тот же процент талантливых людей, тот же процент людей, из которых легко воспитать солдат или полководцев, рав­ные доли голубых и черных глаз. Коренные изменения происшедшие с человечеством, не связаны с изменения­ми рисунка его генов.

Современный человек отличается от того, который

жил до так называемого рождества Христова, тем, что он иначе образован, живет в другой среде.

Генетическая природа человека не изменилась, зна­чит, те колоссальные различия, которые мы наблюдаем в людях разных веков, в членах обществ с различным социальным строем, — эти различия являются функцией образования, которое, в свою очередь, определяется классовыми интересами общества.

По биологической своей сути мы те же, что наши да­лекие предки. Тем не менее мы совсем другие. Иначе воспитаны.

* *

*

По логике повествования следовало бы теперь обра­титься к структуре гена и пояснить, как на языке ато­мов и молекул выражаются закономерности и случай­ности передачи генетических признаков. Мы сделаем это, но позже.

А сейчас расскажем о роли случайности на путях научного открытия. Заметим сразу же, что тема эта не­объятна, поэтому мне хочется при ее освещении проил­люстрировать ее примерами из своей узкой профессии. А занимаюсь я всю свою жизнь применением рентгенов­ских лучей для исследования органических веществ.

Так как это имеет некоторое отношение к открытию структуры гена, то, рассказывая о путях открытия структуры гена, мы узнаем и саму структуру гена.