В этой главе мы проанализировали механизмы генетической трансмиссии, которые обеспечивают основу для биологического осмысления поведения человека. Затем обсудили генетику поведения, где исследователи стремятся открыть генетические основы когнитивных черт и черт личности, сравнивая пары, обладающие большим общим генетическим материалом, с теми парами, у которых его меньше. Переместив внимание на эволюционные теории социального поведения людей, мы закончили коротким описанием нескольких моделей, чтобы провести различие между генетической и другими способами трансмиссии.
Возможно, нам следовало бы открыто заявить о том, о чем однозначно Не Свидетельствуют биологические взгляды в этой главе. Речь идет вовсе Не О генах как о факторе, который преимущественно определяет нравственный выбор. Речь Не Идет также и об объяснении различий поведения в разных культурных группах. И мы вовсе Не Говорим о дихотомии природы и воспитания, которая является ложной дихотомией. С биологической точки зрения, мы действительно не можем идти против наших генов, но наблюдаемый репертуар поведения является результатом ряда возможных реакций. Можно задать замечательный вопрос: в каком пространстве люди могут действовать и создавать культуру?
Человек как вид морфологически и физиологически весьма похож на другие
Виды, но его общие способности к поддержанию культуры обеспечивают ему в психологическом отношении уникальное положение. Способность сознательно отображать и формулировать долгосрочные цели и планы, которых можно достичь разнообразными путями, добавляют такой параметр в поведении человека, которым не обладают в такой же степени другие виды. Этот параметр можно рассматривать как параметр возможностей или потенциала (см. гл. 12). Чтобы определить это пространство, необходимо лучше понять кросс-культурные изменения и единообразие поведения, чем это доступно в настоящее время. Очевидно, кросс-культурные исследования должны внести свой вклад в дальнейшее накопление таких знаний. По нашему мнению, эта глава может служить предостережением: мы должны быть осторожны, чтобы не попасть в догматические и идеологические сети. Это могут быть ловушки биомеханистических эволюционистов, склонных рас-
В первом разделе этой главы мы описали, как генетическая информация передается от поколения к поколению. В последующих разделах обсудили различные области исследований, посвященные анализу генетических обоснований психологического функционирования человека. Ранее, в гл. 2, мы рассмотрели психологическую трансмиссию информации между членами культурных групп в процессе социализации, где генетическая связь не обязательна. Биологи разработали формальные модели, в которых имеют дело с трансмиссией как генетической, так и культурной информации. Примером этого являются различия между вертикальной, непрямой и горизонтальной трансмиссией53, которые упоминались в гл. 2. Кавалли-Сфорца и Фелдман представили математические модели негенетической трансмиссии культурных аспектов. Одна из областей, которые они обсуждают, — это распространение инноваций, для которых могут подходить математические модели, аналогичные моделям распространения в разных популяциях благоприятной биологической мутации. Возможности большинства моделей идут дальше простого описания. Они предназначены для того, чтобы предоставить место биологическим и культурным феноменам в единственной объяснительной структуре.
Ламсден и Уилсон предприняли одну из первых попыток создать модели культурной трансмиссии, которые удовлетворяют этим требованиям. Они ввели понятие «культургена», который формирует основную единицу культуры. Культурген является более или менее однородным
Ср. Cavalli-Sforza & Feldman, 1981.
Набором артефактов, типов поведения и ментальных феноменов (термин Лам-сдена и Уилсона), связанных между собой. Трансмиссия происходит согласно эпигенетическим правилам. Эпигенез — это процесс взаимовлияния генов и окружающей среды. Любая закономерность развития, которое обусловливает поведение, формирует эпигенетическое правило. Примеры в книге Ламсдена и Уилсона включают принципы трансмиссии усвоенной информации и табу на кровосмешение. Однако они пошли дальше:
[Культурные антропологи] считают, что люди преследуют свои собственные цели и цели общества, основываясь всего лишь на нескольких простых структурных биологических потребностях, посредством многочисленных произвольных и часто тщательно разработанных культурно усвоенных типов поведения. В противоположность этому распространенному мнению, наша интерпретация доказательств из когнитивной и эволюционной психологии демонстрирует наличие эпигенетических правил, которые достаточно специфичны, чтобы в значительной степени направить усвоение подразумеваемых правил и решений. Процесс направления сознания, в свою очередь, формирует пути культурной эволюции54.
Эти высказывания никоим образом не воздают должное сложной аргументации, которую представили Ламсден и Уилсон, Однако их достаточно, чтобы указать на вид концептов, аналогичных тем, которые были выдвинуты в генетике и на основании которых описывается культурная трансмиссия.
Кроме попыток включить культурную и биологическую трансмиссию в единую
54 См. Lumsden & Wilson, 1981, с. 56.
Структуру, можно также найти теории, которые проводят различие между механизмами биологической и культурной трансмиссии. Никто из авторов не подвергает сомнению эволюционную основу культурных вариаций и культурных изменений. Все же некоторые из них, вопреки ортодоксальным социобиологам и эволюционным психологам, считают, что необходимо выдвинуть другие механизмы в дополнение к естественному отбору альтернативных аллелей в генетическом наборе.
Одним из хорошо известных примеров является Двойная Модель Наследственности Бойда и Райчерсона55. В дополнение к генетической системе наследования, которая была описана в первом разделе этой главы, они вводят культурную систему наследования, которая базируется на социальном научении. То, чему научился человек на протяжении своей жизни, не передается генетически. Только способность к научению, которая является частью генотипа, передается его или ее потомкам и остается в популяции. Однако на протяжении своей жизни человек может передавать культурную информацию другим членам группы. Эта информация может находиться в собственности этой группы от поколения к поколению. Трансмиссия культурной информации, согласно Бойду и Райчер-сону (1985, с. 4), приводит к «последствиям на уровне популяции».
Культурные и генетические системы наследования отличаются, среди прочего, природой статуса родителя. Культурные черты могут передаваться «культурными родителями», которые могут отличаться от биологических родителей, как и при непрямой трансмиссии. Кроме того, при Культурной СисТеме наследования лич-
55 См. Boyd & Ri-cherson, 1985.
Ный опыт, получаемый на протяжении жизни человека, может передаваться его культурным потомкам и становиться частью наследия группы. Это противоположно генетической трансмиссии, которая оказывает влияние только из-за различной скорости воспроизводства.
Близкое соответствие между биологической и культурной трансмиссией в построении теории Бойда и Райчерсо-на особенно ясно просматривается в механизмах, которые они предлагают для объяснения культурного изменения. Кроме «мутаций» (количества ошибок из-за несовершенной памяти) и случайных изменений из-за селективности сохранения информации в некоторых группах, они отводят важную роль социальному научению и систематическому искажению при передаче информации. Социальное научение отличается от индивидуального научения. Основой последнего является метод проб и ошибок или принципы обучения. Бойд и Райчер-сон убеждены, что большой культурный репертуар не может усваиваться только в результате социально контролируемого образования молодежи. Этот процесс был бы слишком неэкономичным. Они придают большое значение теории социального научения Бандуры56, согласно которой имитация только наблюдаемых типов поведения считается достаточным условием для научения. Социальное научение путем наблюдения и имитации ведет к культурной стабильности паттернов поведения. Научение человека, которое формируется специфическими условиями окружения, приводит к изменениям.
Бойд и Райчерсон (1985) создали модели культурной трансмиссии, аналогичные моделям генетической трансмиссии — Относительная частота проявления
56 См. Bandura, 1977.
Индивидуального и социального научения является одним из параметров этих моделей. Можно рассчитать влияние изменения этого параметра, например, на уровень способности реагировать на изменения в окружающей среде. Далее модели разрабатывались с учетом концепции искажения трансмиссии. На человека внутри культуры влияют различные варианты доступного культурного репертуара.
Бойд и Райчерсон считают, что в статической культуре относительная частота появления этих вариантов будет оставаться постоянной (в соответствии с законом Харди-Вайнберга). Но они предполагают, что доступные опции можно оценить и выбрать наиболее подходящие варианты. Это иллюстрируется примером научения детей играть в настольный теннис, с учетом того факта, что существуют два способа держать ракетку: захват ее как «ракетки» и захват как «карандаша». Когда ребенок выбирает наугад одного игрока в качестве образца для подражания, не происходит искажения, но возможны и другие варианты. После некоторой практики, ребенок может выбрать тот вид захвата, с которым достигаются лучшие результаты. Если это занимает слишком много времени, возможен и другой выбор — использовать в качестве образца наиболее успешного игрока. Впрочем, существует еще один вариант — просто следовать за большинством игроков.
Бойд и Райчерсон связывают последнюю, конформистскую стратегию, с альтруизмом или сотрудничеством, а также с этноцентризмом. Конформистская стратегия, которая заставляет людей следовать наиболее популярному варианту в группе, ведет к уменьшению культурного разнообразия в пределах
Групп по сравнению с его изменениями между разными группами. Это справедливо, даже если сотрудничество с другими членами группы, а не преследование личных целей, может оказаться невыгодным индивиду. (Таким образом, согласно традиционной теории эволюции, этот тип поведения должен был бы исчезнуть в процессе развития). Более низкая приспособляемость тех, кто сотрудничает в группах, могла компенсироваться более высокой степенью выживания групп с высокой частотой появления в них тех, кто сотрудничает. Если дело обстоит так (и Бойд, и Райчерсон в своей модели определяют подходящие условия для этого), то высокая частота появления в группах тех, кто сотрудничает, поддерживается более или менее самопроизвольно. В то же время, склонность к конформизму может влиять только тогда, когда поведение сотрудничества проявляется в закрытой группе. Примером такой группы, которая соответствует требованиям модели, является культурная группа с ассоциирующимися характерными чертами этноцентризма, включая поведение сотрудничества по отношению к членам собственной группы и его отсутствие по отношению к членам других групп.
Сложности возрастают, если представлять дальнейшее разнообразие уровней или моделей трансмиссии57. Роль культуры как условия окружающей среды далее исследовали Лаланд, Одлинг-Сми и Фелдман58. В соответствии с традиционной эволюционной теорией, они признают, что виды модифицируют свое окружение в результате взаимодействия с ним. Этот процесс называется построением ниши. Однако Лаланд и другие пошли дальше. В популяциях человека
57 См., например, Durham, 1982; Plotkin & Odling-
Smee, 1981.
58 См. Laland, Odling-Smse & Feldman, 2000.
Построение ниши является не только генотипической характеристикой вида. При этом вовлекается два других типа процессов, а именно онтогенетические процессы усвоения информации (например, научение чтению и письму) и культурные процессы. Исходя из этого, выращивание скота для получения молока (построение ниши) может осуществляться на основе генетического изменения в сторону переносимости лактозы (см. дополнение 10.4.).
Другую модель предложил Хинде59. Он утверждает, что цель взаимодействия индивидов — наладить взаимоотношения, когда в течение времени происходит ряд таких взаимодействий. В свою очередь, эти взаимоотношения локализованы в пределах больших групп и, в конечном счете, в пределах общества. Согласно Хинде, каждый из этих уровней социальной сложности обладает свойствами, которые не обнаруживаются на ее более низких уровнях. Кроме того, уровни взаимно влияют друг на друга. На каждом уровне существует особые взаимосвязи с экологическим и социокультурным контекстом. Например, страх перед змеями — это часть биологического наследия человека. Он подвержен влиянию социального опыта, и играет свою роль на культурном уровне через символические свойства, которые приписывают змеям. Таким образом, генетическое влияние на поведение человека может быть опосредовано и сойти на нет, когда рассматриваются социальные и культурные аспекты жизнедеятельности человека.
Наиболее оригинальную концепцию взаимоотношений организма и окружающей среды можно найти у Кемпбелла60. В
59 См. Hin-de, 1987.
60 См. 1974; ср. Overman, 1988.
Его теории эволюционной эпистемологии различается ряд уровней, включая, среди прочих, генетическую адаптацию, научение посредством наблюдения и имитации, культурное накопление и науку. Все эти уровни функционируют согласно тем же эволюционным принципам отбора и адаптации. В процессе отбора слабо адаптированные организмы постепенно исчезают, а хорошо адаптировавшиеся остаются. Однако эволюционная эпистемология, пожалуй, определяется скорее как философская система, а не как структура для эмпирических исследований.
Основной проблемой более сложных моделей, которые обсуждаются в этом разделе, является то, что им недостает такой же теоретической основы, какая есть у традиционной эволюционной биологии. Определение более высоких уровней и детализация связей между ними становятся все более неопределенными, так как переходят от преимущественно биологических к преимущественно культурным явлениям. С точки зрения кросс-культурной психологии, можно доказать, что этология и эволюционная психология, с их акцентом на постоянство генетически обоснованных аспектов психологического функционирования человека, дают минимальные оценки влиянию культурных условий. Культурно-сравнительное исследование, если оно охватывает значительный диапазон культурных популяций, обычно наиболее полно оценивает культурные изменения. Разнообразие доступных моделей можно считать доказательством того, что взаимное влияние характера и воспитания трудно проследить. Однако при монокультурных подходах это заметить легче, чем в кросс-культурных исследованиях. Мы полагаем, что культурно-сравнительные исследо-
Вания — как основа проверки моделей и теорий — со временем значительно расширятся, что и утверждалось в этом разделе.