Подводя итог, можно сказать, что будущие исследования культуры и нравственного развития должны строиться на основе последних разработок теории культуры. Существует потребность более динамического осмысления сущности адаптации к культурным нормам и исследования новых проблем, связанных с культурными вариациями восприятия Я. Изучение культурных систем требует методик, более восприимчивых к этнокультурным подходам и к эмоциональному воздействию культурных установлений и символов, при этом, изучая нравственное развитие следует не упускать из виду отношения, связанные с доминированием.
В будущих исследованиях культуры и нравственного развития следует также приложить усилия к пониманию культуры как процесса, что связано с этнокультурными концептуальными подходами и признанием гетерогенной сущности культурных представлений (Greenfield, 1997; Miller, 1997b). В этом отношении большее внимание необходимо уделить вариациям как между культурными общностями, так и внутри них. Следует признать, что культуры существуют не только как системы общих представлений, но также включают в себя поведенческие и материальные аспекты, такие как обычаи, повседневная практика, система рассуждений и артефакты. Подчеркивая необходимость выйти за пределы стереотипных представлений о культуре, столь же важно избежать при этом заблуждения, что идеи, ассоциируемые с культурой, и культурные практики столь неоднородны, что культура из-за собственного многообразия не может помочь в объяснении формирования нравственности. Придерживаясь такой точки зрения, приверженцы подхода с точки зрения обособленных доменов, например, пришли к выводу, что влияние культуры и влияние контекста представляют собой одно и то же явление (Turiel, 1998a; Wainryb & Turiel, 1995). Данные о том, что представители коллективистских культур интересуются вопросами, касающимися Я и автономии, а представители индивидуалистических культур озабочены вопросами социально-ролевых обязательств, эти ученые интерпретировали как контраргумент мнению о существо-вании кросс-культурных различий в трактовке Я и соответствующих психологических процессов. Оспаривая такие выводы, важно подчеркнуть, что факторы культуры и контекста взаимосвязаны. Следует признать, что воздействие культуры всегда связано с контекстом, так же как влияние контекста зависит от представлений о контексте, определяемых культурой (Miller, 1997a). Согласно современным представлениям, является заблуждением рассматривать социально-ролевые обязательства как свидетельства коллективизма или проявления интереса к проблемам Я
И автономии как свидетельства индивидуализма. Скорее, как подтверждают исследования, рассмотренные в этой главе вопросы, которые можно считать универсальными на относительно абстрактном уровне, обретают в условиях определенной культуры конкретную форму. Так, мы видели, например, что все культуры проявляют интерес к вопросам, связанным с обществом, в то время как конкретные нравственные принципы, связанные с обществом, представляют собой культурную переменную, так же как все культуры интересуются вопросом личного выбора, хотя значение, которое придается ему в повседневных моральных суждениях, в разных культурах является различным.
Важно также, чтобы будущие исследователи уделяли больше внимания властным отношениям. До сегодняшнего дня проводились прежде всего исследования нравственного развития общественной элиты. Почти не уделялось внимания исследованию взглядов женщин или меньшинств, имеющих ограниченные возможности, или тех, кто был потенциальной мишенью расистов или подвергался политическому угнетению иного рода. Однако, как было признано в последних трудах приверженцев теории социальных доменов (например, Turiel, 1998a, 1998Ь), а также сторонников постструктуралистских антропологических подходов (например, Abu-Lughod, 1993; Clifford, 1998), культурные практики часто создают инструменты доминирования, при этом группы, находящиеся в подчиненном положении, придерживаются подходов к социальным практикам, которые отличаются от подходов привилегированных групп. Например, исследования показали, что друзские женщины в Израиле в большей степени чем друзы-мужчины склонны расценивать неравенство мужчин и женщин в семье как нравственную несправедливость (Turiel & Wainryb, 1998; Wainryb & Turiel, 1994). Чрезвычайно важно, продолжая работу в этой традиции, рассмотреть более широкий круг проблем и культурных подгрупп, а также проследить формирование у ребенка понимания вопросов социальной несправедливости в рамках более широкого диапазона культурных условий.
Другой задачей исследований является более глубокая интеграция вопросов доминирования с подходом к Я, существующим в рамках определенной культуры. Вызывает озабоченность то, что порой при рассмотрении категорий, связанных с отношениями доминирования, упускается из виду точка зрения локальной культуры. Так, например, хотя интерес к правам личности существует повсеместно, данный конструкт в определенных культурных сообществах может быть не столь актуальным для семейных отношений, как в европейско-американской среде. Во многих азиатских и африканских культурах, к примеру, семейные отношения предполагают прежде всего иерархическую структуру, в рамках которой все члены семьи зависят друг от друга, при этом семья не рассматривается как объединение равноправных и автономных личностей с конкурирующими притязаниями. При оценке динамики доминирования в таких иерархически структурированных обществах, как при формулировке проблем, так и при интерпретации полученных данных, следует иметь в виду, что индивид здесь осмысливает семейные отношения в первую очередь как отношения покровителей/подчиненных, а не с точки зрения прав и свобод отдельных личностей.
^ Уделяя при проведении будущих исследований большее внимание тому, каким образом личность в рамках определенной культуры может бросить вызов обще —
Ственному строю, необходимо учитывать мотивационные факторы, существующие в рамках культурных систем. Следует признать, что инакомыслие часто затрагивает лишь относительно поверхностные или явно выраженные аспекты культурных практик, в то время как характерные для культуры убеждения более фундаментального характера не ставятся под сомнение. Такой подход был обнаружен, например, в недавнем этнографическом исследовании практики повседневной социализации в ортодоксальной семье индуистских браминов (Much, 1997). Вопреки воле родителей и принятым в обществе культурным установкам, сын-подросток перестал на какое-то время носить Священную нить. Нарушая обязанность брамина носить этот священный символ, сын выражал свой протест по отношению к существующему в индуистской традиции мнению об обязательности такого поведения. Бунт подростка выражал его убеждение в том, что ношение Священной нити является в действительности несущественным вопросом социальной нормы, поскольку служит лишь внешним знаком принадлежности его к касте браминов. Несмотря на то что в данном случае сын поставил под сомнение авторитет родителей и общества, он остался верен более значимым обязательствам, налагаемым культурой. Вызов, который он бросил общественному строю, не ставил под сомнение определенные убеждения, свойственные правоверному индуисту — фундаментальные принципы иерархии и важность браминской идентичности.