Когда ты при царском дворе, то все, что ты слышишь, пусть в тебе и умрет, чтобы самому тебе не пришлось безвременно умереть.
Эзоп
Важнейшее свойство высокопоставленного лидера — способность непрерывно и неустанно экстраполировать, видеть, контролировать, прогнозировать все события в зоне своих интересов: действия свои и подчиненных, не теряя из виду конкурентов и противников. «Системно» мыслящий лидер как бы постоянно видит и знает, как изменяются (и перемещаются) подчиненные ему структуры и люди, прогнозирует динамику их мыслей, целей, решений, и предвидит, не зреет ли срыв его планов. Действительным лидером высокого ранга может стать и быть только человек с таким развитым «системным мышлением». Оно охватывает экстраполирующим осознанием действия и свои, и соратников, и противников в их динамике: все значимые возможности и перспективы.
«Системное мышление» актуализируется при непрерывном стрессе властвования. Оно поддерживает в лидере этот стресс как непременную сущность его бытия, как своеобразно-властительное раскрытие его интеллекта, воли, эмоций и. главное, харизматической способности зажигать души людей горением своих властительных страстей.
Высшая власть — это еще и продление своей жизни, экстаз жизнеспособности. Борьба за власть— борьба за жизнь. Потому что властвовать — постоянно доказывать самому себе (больше, чем другим), что без меня не проживут мои подвластные и потому я должен жить вечно! Стресс власти переживается фанатичными лидерами как нескончаемый сексуальный оргазм и способствует долголетию, подробнее об этом ниже (см. также 2.4.7).
«Системное мышление» необходимо командирам самостоятельно, инициативно действующих групп. И в небольшой такой группе успешным лидером становится человек, способный непрерывно, адекватно осознавать и использовать свою властность, ощущая каждого подчиненного как частицу самого себя, представляя и предвидя все преобразования, устремления, желания, надежды каждого. Если и действия противника такой лидер-командир способен предугадывать, то его маневренную группу ждет удача.
Психологическим проблемам властного лидирования посвящено множество научных и иных публикаций. Но почти во всех — лишь описание проявлений борьбы, преуспевания и краха властителей, а также анализ их взаимодействия с подвластными массами. Даже в фундаментальных монографиях Г. Ле-Бона [Ле-Бон Г., 1998], Г. Тарда[ТардГ., 1901, 1906],3. Фрейда[ФрейдЗ., 1998; Авдеев В. Б. (ред.), 2006], С. Московичи [Московичи С, 1996] и др. нет внятных объяснений, каковы же истоки и биопсихические механизмы верховной властности.
Причина «непостижимости» ее психологической сущности в том, что не будучи одним из верховных властителей, а лишь исследователем-психологом (социологом, политологом, этнографом и т. п.) невозможно ощутить, представить и понять все, что переживает, обдумывает, интуитивно постигает и решает истинный властитель, и какой стресс (эустресс или дистресс) переживает он. А сам он все об этом знает, но нет нужды ему о том разъяснять любознательным исследователям, лишенным таланта властности. Да и не выгодно ему (а то и опасно) делиться знаниями о сокровенном в самом себе.
Утрируя соотношения в обществе властителей, ученых-психологов, любителей психологии, можно сказать: «Все люди делятся на настоящих, урожденных психологов, и на непсихологов (плохих психологов). Всякий властитель (рангом не ниже замминистра, лидера крупной партии или религиозной конфессии, генерального директора большой организации или крупного финансового олигарха) — всегда настоящий, очень хороший психолог от рождения. Всех непсихологов (плохих психологов) можно разделить на две группы: одни изучают психологию, становятся профессионалами и потом обучают психологии других непсихологов».
К такому суждению автор этих строк пришел в «коридорах» Московского Кремля, куда он на протяжении десятилетий (при советской власти и после нее) регулярно приглашался как внештатный эксперт-консультант.
Не претендуя на полную внятность и убедительность, привлекая общую концепцию стресса и подходы зооантропологии, рассмотрим отдельные психологические феномены властности, наблюдаемые автором в «коридорах» Кремля, Совета Федерации и Государственной Думы России. Но сначала обратимся к некоторым закономерностям психологии животных.
А. О двух периодах в жизни животных и людей. Этологией установлено, что у большинства млекопитающих старение и смерть от старости наступают после окончания детородного периода. Однако некоторые особи как бы обретают вторую жизнь, т. е. живут почти вдвое дольше остальных. Это вожаки стай. Они могут быть мужского или женского пола. Таким образом, лидеры, т. е. наиболее способные к управлению стаей, наиболее сильные и «авторитетные» (харизматические?) сохраняются в стае вместе со своим жизненным опытом, полезным для ее выживания. Как правило, у них сохранены генеративные функции, т. е. они передают потомству не только полезный опыт и знания, но и элитные генетические качества.
Пожалуй, первым серьезно обратил внимание на то, что жизни людей состоит из двух периодов («циклов»), выдающийся исследователь и мыслитель Николай Яковлевич Пэрна [Пэрна Н. Я., 1925]. Однако, анализируя два таких периода в жизни выдающихся людей, он рассматривал исключительно творческие способности мыслителей, писателей и композиторов, т. е. духовных лидеров. Властителям (государственным, политическим лидерам) он не уделил внимания.
Несколько отступая от основной темы — стресса властителей, — познакомимся со взглядами Н. Я. Пэрна. Он заметил, что до 45—50 лет творчество обращено к повседневным проблемам, к отражению может быть и выдающихся событий, но все же реально обыденных. А вот с 45-50 лет, после перелома в творческом процессе (иногда после временного застоя) наступает период «мудрости», творческого осмысления вечных проблем, нередко с религиозным и мистическим постижением жизни. Николай Пэрна пишет, что творчество Бетховена, достигнув высших вершин в 33-38 лет, когда «он излил всю мощь своего духа, после этого немного угасло; но в 50 лет произошел новый сильный подъем, и этот подъем был совершенно другого оттенка — мистически-просветленным, словно создалась другая личность. У Гете мы тоже видим перелицовку личности в 50 лет. Гете вообще всю жизнь был свободомыслящим и ясно реалистичным, но после 45 лет у него проявилась склонность к символике и мистике. Лев Толстой на 50-м году жизни пережил знаменитый душевный перелом, изменивший все его мировоззрение и весь характер его дальнейшего творчества. Кант до 44 лет был философ-энциклопедист в обычном смысле, писал о всевозможных вопросах в обычном школьном мировоззрении. Но вот на 45-м году произошел знаменитый перелом в его мышлении. Он отрекается от прежних взглядов на реальность на пространство, время и весь мир и переходит к новому идеалистическому мировоззрению…. Можно отыскать еще и другие примеры, где после перелома жизни около 45 лет человек вступает в новую духовную сферу и начинает жить как бы "второй цикл" своей жизни, совершенно отличный от первого.
Можно бы думать, что это должно относиться вообще и ко всем людям. Прожив первый цикл жизни, каждый из нас к 50 годам должен вступить в другой, более возвышенно духовный. Мы видим это теперь только на исключительных сильных людях; на прочих же этого обычно не видим, потому что современная жизнь, судорожная погоня за материальными успехами у одних, непосильная борьба с нуждой у других, очень быстро изнашивает людей средней силы и их уже не хватает на "второй цикл".
Совершив с грехом пополам первый цикл, они, уже усталые и истрепанные, доживают вторую половину жизни в качестве так называемых "стариков". В норме этого не должно быть» [там же с. 124-125].
Н. Пэрна подчеркивает, что «в условиях нормальной, естественной жизни (например, в жизни ближе к природе) всякий человек после 50 лет почитается как мудрец, которому открыто то, что молодым не доступно» [там же].
Данные Н. Я. Пэрна о двух периодах в жизни людей были подтверждены американскими и западноевропейскими исследователями-разработчиками организации творческого труда. Не зная о книге Н. Я. Пэрна, организаторы трудовых процессов терялись в догадках о причинах двух циклов в карьере творческих работников и снижения производительности труда у промышленных рабочих после 45—50 лет, объясняя это «производственным стрессом» (occupation stress) и «стрессом жизни». Однако еще в начале XX в. Н. Я. Пэрна в своей монографии четко указал, что причиной окончания первого цикла является изменение эндокринных функций половых желез. В наших научных сообщениях в 60-х гг. прошлого века (совместно с И. А. Арша вским) было сделано сопоставление «второго цикла жизни», возможного у всех людей, с «удвоением жизни» лишь у вожаков животных стай.
Возвратимся к проблеме лидеров-вождей человеческих масс. Великий китайский мыслитель Конфуций указал, что выдающиеся люди бывают двух типов: «властители» и «мыслители». (В дословном переводе с китайского первые обозначены как «высокомудрые», т. к. Конфуций рассматривал способность к властвованию как «высшую мудрость». Мыслителей-философов, писателей и художников он называл, дословно, — «высокогуманными» [Конфуций, 1973].)
У властителей, как и у мыслителей, можно видеть два периода жизни. Однако ограничимся кратким изложением результатов наших «кремлевских» наблюдений во время властвования уже не молодых вождей Светского Союза. Обращают на себя внимание три психологических составляющих стресса высшей власти: экстатичность, оргастичность властвования и еще — страх властвующих.
Б. Экстаз власти. Ведущей эмоцией властителя становится ликующее счастье своего бытия. Особенно ярко это чувство у молодых лидеров, но оно сохраняется и у пожилых геронтократов, несмотря на усталость и болезни. Более того, экстаз власти оздоравливает и придает силы. Властительный гнев либо горькие минуты неуспеха лишь обостряют доминирующую радость собой, радость для себя. Почему? Потому что властитель обретает, как вожак стаи, право на «вторую жизнь» (в отличие от плебса, «бесправно» живущего, без права на все же проживаемую свою «вторую жизнь»). Каждая минута, каждый день властвования обещают лидеру право на продление жизни. Это создает радость, экстаз, побуждает властителя дальше и дальше властвовать и жить. Для этого власть должна укрепляться и расширяться. Властитель, став таковым, никак не может сам, добровольно вырваться из колеи властвования, т. е. из радостной жизни. Расширение власти со все большим числом подвластных (это свидетельство и доказательство того, что властитель устойчиво жив) усиливает чувство полноты жизни и, вместе с тем, стимулирует к неуклонному расширению властных амбиций. Препятствия, как угроза власти, как сигналы о конечности власти-жизни создают негативные эмоции — отблески ужаса смерти. Но страх легко и сразу превращается в злобу и решимость преодоления преград (уничтожения врагов). Страх может инвертироваться в восторг предстоящих побед, т. е. в ликование успешного властителя.
Властительный восторг собой, т. е. жизнью — это и счастье, и тяга к ней вопреки всему, с упоением властью над многими другими жизнями, с «присвоением» их, т. е. воли и судеб многих людей, с правом даже лишать их жизни, убивая, если не всех, то все же «избранных», ставших или объявленных врагами.
Конечно же, восторг власти подпитывается почестями и поклонениями возможно большего числа подвластных, как бы подтверждающих жизнеспособность и полезность «вожака стаи».
В. Сексуальный нескончаемый оргазм властителя. У многих властителей в букете их эмоций отчетливо заметна сексуальная составляющая. Тщательное, многолетнее исследование ее позволяет идентифицировать переживания властителями чувства, сходного с сексуальным оргазмом. Его особенности в том, что оно без оргастического завершения, без исчерпания сладостного возбуждения. Оргазм властителя может нарастать, мобилизуя волну энергии, мощь решений и действий; может ослабевать, но никогда не угасает. Далеко не всегда властительный оргазм усиливает обыденную, плотскую сексуальность. И все же немало описаний ее мощи у людей, наделенных высокой властью. Однако, бывает, когда напротив, оргастическое «горение властью» освобождает от обыденных сексуальных потребностей, похотей (см. 5.З.2.Г.6.).
С позиции зооантропологии сексуально-оргастические особенности лидера можно сравнивать с феноменами сексуального доминирования вожаков стай в животном мире. Будучи элитно лучшим, он «обязан» оставить возможно большему потомству свои элитарные способности.
В человеческих сообществах эта «обязанность» реализовалась благодаря созданию гаремов восточных правителей, множеству «теремных молодиц» у российской средневековой элиты, традиционному многоженству китайской элиты, существовавшему вплоть до XX в. и т. п. [Кобзев А. И., 2002].
Г. Страх властвующих. Хотя страх далеко не обязательная эмоция властителя, все же вглядимся в нее внимательно. Тем более, что исследователи психологии власти мало обращали внимание на страхи у лидеров больших масс (Г. Ле-Бон, 3. Фрейд, С. Московичи и др.). Страх властителей многолик и индивидуально различен.
Боязнь своей личной смерти, гибели себя «выдающегося, единственного, незаменимого» наиболее понятен и заметен. Ужас смерти может разрастаться у вождя до мании преследования, боязни покушения на его жизнь. Опасение заговоров провоцирует у него жестокость их разоблачений и искоренения. Тотальная жестокость властителя, трансформируясь по «замкнутому кругу», способствует паронояльному нарастанию страха перед возмездием. Творя «защитные» злодеяния, лидер все ярче (даже галюцина-торно) представляет их, адресованные ему самому. Тревоге лично за себя может компенсаторно противостоять вера властителя в свою неуязвимость, в богоизбранность. При этом страх будет инвертирован, превращаясь в безмерную отвагу в реально опасных ситуациях. Страх лично за себя свойствен определенному типу людей (см. 4.2.2 и [Китаев-Смык. 1983, с. 260-263]). Однако властитель, высоко вознесшийся над массой подданных, обуреваем чувством своей исключительной ценности. Потому эта форма страха возможна у любого значительного лидера вне зависимости от типологических предпосылок.
У властного лидера может доминировать, либо ситуационно вспыхивать страх за свой престиж, за сохранность достоинства. Эта форма страха побуждает властителя поощрять и инспирировать восхваления, почитание его, преклонение перед ним, не только, чтобы управлять подвластными, но и для компенсации страха не быть самим собой. Культ личности авторитарного лидера, создаваемый «царедворцами», челядью и СМИ, рано или поздно деформирует не только его представления о себе, но и его понимание интересов подвластных социальных страт.
Инверсией жажды преклонения подданных может стать периодическое стремление вождя к уединению (затворничеству, отшельничеству). О зооантропологических истоках этой формы страха см. 4.2.3 и [Китаев-Смык, 1983, с. 263-265].
Одной из форм властительных страхов может стать смутная или отчетливая боязнь уменьшения числа подданных (см. также 4.2.4 и [Китаев-Смык, 1983, с. 269]). Эта эмоция проявляется у лидеров скудеющих политических партий. Она легко превращается в болезненно повышенную придирчивость ко все еще верным соратникам. Еще одной формой инверсии этого страха бывает ужас перед толпами, боязнь оказаться среди множества людей. Одержимые этим страхом властители создают своих двойников для публичных «встреч» с народом. И даже множество телохранителей кажется опасным сборищем заговорщиков.
Страхи верховных властителей можно препарировать применительно к конкретным персонам, используя «инструментарии» психоанализа (Зигмунда Фрейда), понимание особенностей разных периодов жизни (Николая Пэрна или Эрика Эриксона), экзистенциальную психологию (Ролла Мэя), представления об «основных формах страха» с позиции глубинной психологии (Фрица Римана [Риман Ф., 1998]), психоанализа исторических трансформаций аффекта власти (Александра Кантора [Кантор A. M., 2004]) и др.