При длительном гравиинерционном стрессе мной исследовалась кратковременная память у испытуемых в условиях непрерывного, многосуточного вращения на имитаторе межпланетного корабля (на стенде «Орбита») [Китаев-Смык Л. А., 1976].
При многосуточном вращении, как подробно описано выше (в гл. 3), были выделены периоды развития кинетоза («болезни движения», «болезни укачивания, укручивания»). На протяжении 1-2-х суток вращения (I период) доминирующими симптомами кинетоза стали у одних людей головные боли, у других — тошнота и рвота. Со 2—3-х суток по 7-9-е сутки (II период) выраженности этой симптоматики уменьшалась. С 8-10-х суток (III период) общее состояние и самочувствие испытуемых приближалось к нормальному. Следует отметить, что в первые 5—7 суток вращения наиболее показательными симптомами дистресса становились симпатико-тонические реакции сердечно-сосудистой системы, показатели раздражения кроветворной системы, повышение содержания катехоламинов в крови (рис. второй с графиками, помещенный в гл. 2). Наряду с ухудшением общего состояния и самочувствия в эти первые дни вращения отмечалось повышение сенсорной чувствительности разных модальностей, а также улучшение качества выполнения относительно простых интеллектуальных тестов при ухудшении показателей выполнения более сложных (рис. из гл. 3 с графиками).
Жалобы испытуемых на возникновение забывчивости при «болезни укачивания» (кинетозе) в условиях вращения побудили нас исследовать правильность выполнения ими простой, циклически повторяющейся операторской деятельности с хорошо знакомой, заранее заученной последовательностью операций. В экспериментах с трехсуточным вращением проанализирована деятельность восьми человек: четырех при скорости вращения 24 град/с, других четверых — при 36 град/с.
До начала вращения ошибки в работе испытуемых отсутствовали. В условиях вращения у всех испытуемых они возникали, как правило, в виде пропусков (забывания) не более чем одной операции. Отмечены индивидуальные отличия в общем количестве ошибочных действий, причем у лиц с преобладанием таких симптомов кинетоза, как тошнота и т. п., число ошибочных действий не превышало 3 % от общего числа операций, а у испытуемых с доминированием головной боли, апатии — 5-8 %. На 1-2-е сутки после прекращения трехсуточного вращения число ошибок при выполнении указанной деятельности уменьшалось.
В тех же экспериментах ежедневно исследовалась кратковременная память с предъявлением 10 слов. У двоих испытуемых в многосуточном эксперименте на стенде «Орбита» при скорости вращения 24 град/сиу двух других — при 36 град/с. определялась способность запоминать ряды из 10 существительных с воспроизведением через 5 сек после предъявления и при пятиминутном периоде ретенции (пережидания): а) при «пустом» таком периоде (испытуемый молча сидел с закрытыми глазами) и б) с речевой интерферирующей (отвлекающей) деятельностью (его спрашивали о чем-либо, а он отвечал). Во всех перечисленных вариантах ряды слов предъявлялись на слух и зрительно. На протяжении 7 суток обследования (2 суток перед началом вращения испытуемые жили в кабине стенда «Орбита», 3 — во время вращения стенда и 2 суток — после остановки вращения испытуемые оставались в нем) ряды слов для каждого обследуемого не повторялись. Когда испытуемому предлагается запомнить ряд русских слов, то он ведь не впервые сталкивается с ними. Следовательно, они есть в его длительной памяти и ему надо лишь запомнить факт (эпизод) предъявления ему именно этих слов — Потому предложено называть такие эксперименты исследованием «эпизодической», «ситуационной» памяти, а не «кратковременной».
Уменьшение числа правильных актуализаций обнаруживалось в условиях вращения только при усложнении мнести-ческой задачи — заполнении периода ретенции гомогенным интерферирующим материалом. При этом в условиях вращения правильно воспроизводилось 3—5 слов, между тем как в стационарных 5-8.
Отмечено, что до начала вращения, живя в кабине стенда и работая, испытуемые уверенно называли запомнившиеся слова, затем часто заявляли: «Все, больше не помню», после чего актуализированный материал, как правило, не дополнялся, несмотря на старания испытуемых. Во время вращения испытуемые, напротив, в большинстве случаев называли запомнившиеся слова не сразу, неуверенно, поправляя и дополняя названные слова, подчас неправильно. Эта нерешительность припоминания свидетельствует о том, что при дистрессе неопределенная опасность стрессора, создающего кинетоз препятствует определенности припоминания (мыслительных решений). Появляется неуверенность памяти, стремление не ошибиться в выборе защитных действий.
Существенно, что при всех видах исследования вербальной памяти дистресс-кинетоз увеличивал количество ошибочных припоминаний (до 5 при актуализации одного ряда слов). 80 % ошибочных актуализаций составляли слова, сходные по смыслу («береза» вместо «дерево» и т. п.). Аналогичный феномен был впоследствии обнаружен при эмоциональном напряжении Э. Л. Носенко и С. Н. Егоровой. Они полагают, что такие семантические ошибки возникают из-за «активизационных процессов в семантической памяти» [Носенко Э. Л., Егорова С. Н., 1997, с. 56]. Вероятно это происходит не из-за активизации, а из-за растор-моженности семантической памяти, из-за снижения контроля за припоминанием. В наших экспериментах не отмечено различий памяти при предъявлении материала зрительно или на слух.
У тех же четырех испытуемых в ходе экспериментов с трехсуточным вращением до его начала, потом, на 2-е сутки непрерывного вращения и на 2-й день после его прекращения определялась способность воспроизводить отрывок прозаического текста из 25—30 слов, содержащий 7 смысловых групп, после 15—20-минутной ретенции, заполненной гомогенной интерферирующей деятельностью. Если до начала вращения правильно воспроизводились 60—70 % слов и практически все смысловые группы, то на 2-е сутки вращения правильно актуализировались 10-20 % слов, причем двое из числа обследованных, назвав 3—4 отдельных слова, безрезультатно пытались вспомнить смысл текста. Следует отметить, что эти испытуемые спустя 4 часа после предъявления отрывка текста (во время их отдыха в ходе продолжающегося вращения) продемонстрировали значительно более полное припоминание по сравнению с результатами, полученными в ходе пробы.
Исследования влияния гравиинерционного стресса на память были продолжены в ходе экспериментов с 15-суточным проживанием в непрерывно вращающемся стенде «Орбита» двух испытуемых при скорости 24 град/с и двоих других — при 36 град/с. Исследовалась их способность припоминать ряды из 5 слов — двухзначных числительных — после 5-минутного интервала ретенции, заполненного гомогенной интерферирующей деятельностью. Отмечено ухудшение показателей выполнения этой пробы в условиях вращения, особенно выраженное в первые 4 суток вращения. Различий показателей мнестической функции в ходе проведенных исследований при скорости вращения 24 и 36 град/с обнаружить не удалось.
Суммируя результаты исследования интеллектуальной деятельности и памяти (в экспериментах с многосуточном вращением) можно видеть, что из-за гравиинерционного стресса возникают затруднения при переключении внимания, забывчивость во время монотонной деятельности, ухудшение качества выполнения сложных интеллектуальных и мнестических задач. Наряду с этим улучшалось выполнение относительно простой умственной деятельности. Было отмечено усиление ретроградного торможения памяти следов под влиянием интерферирующей (посторонней, мешающей) деятельности. При простых мнестических заданиях наряду с увеличением объема памяти (несмотря на ухудшеннное самочувствие!) возрастало и число ошибочных актуализаций в виде парафазии и контаминации, т. е. нарушалась избирательность воспроизведения при расторможенности ассоциаций. По мнению И. М. Фейгенберга (Фейгенберг И. М., 1972] в основе такой «рыхлости ассоциаций» лежит нарушение функций «аппарата вероятностного прогнозирования».
Замедление флюктуации изображения при восприятия «обратимых» и «двойных» фигур, обнаруженное нами при длительном стрессе, может прямо свидетельствовать о снижения в этих условиях активности процессов, обеспечивающих перебор альтернативных решений (Китаев-Смык Л. А., 1977]. Это также может быть причиной (и механизмом) дисфункции мышления и памяти при дистрессе.
Позднее в обширном и кропотливом исследовании памяти при стрессе Э. Л. Носенко и СЕ. Егорова показали, «что состояние эмоционального напряжения оказывает воздействие на вербальную память, активизируя те компоненты деятельности, которые в ходе восприятия, припоминания, воспроизведения информации на родном языке активно не осознаются субъектом и не сопровождаются активной смысловой переработкой информации…Необходимость, активность смысловой переработки информации, подлежащей запоминанию и воспроизведению, ухудшает запоминание в состоянии эмоционального напряжения как на родном, так и на иностранном языке» [Носенко Э. Л., Егорова С. Н., 1997, с. 96].
Исследованиями Н. П. Бехтеревой (Бехтерева Н. П., 1974] с сотрудниками обнаружены жесткие и гибкие элементы системы головного мозга, причем гибкие являются основой различных форм приспособления организма к изменениям среды. Процесс адаптации организма в условиях вращения в наших экспериментах сопровождался весьма болезненным состоянием кинетоза. Возможно, это связано с дистрессовой перестройкой ряда «пространственно организованных нейронных ансамблей» (терминология Н. П. Бехтеревой). Вместе с тем можно допустить, что чем меньшей гибкостью обладает перестраиваемый в ходе адаптирования элемент, тем большей болезненностью сопровождается процесс перестройки.
Настоящее исследование показало, что интенсивность грави-инерционных воздействий в условиях вращения в значительной мере зависела от уровня двигательной активности испытуемых, который, в свою очередь, определялся уравновешиванием мотивационно-волевых побуждений испытуемых (желанием действовать) и отрицательных подкреплений негативными ощущениями, возникавшими у испытуемых из-за усиления головной боли и тошноты при движениях головой. Напомню, что интенсивность «самоукачивания», создающая кинетоз, соответствовала субъективному оптимально-терпимому уровню переносимости гравиинерционных воздействий. При этом более простые и более часто используемые психические механизмы оптимизировались, сложные и редко включаемые, напротив, минимизировались.
Ранее мной описаны две группы людей, отличающиеся при экстремальных воздействиях характером эмоционального, моторного и вегетативного реагирования, а также разной склонностью к сенсорным иллюзиям [Китаев-Смык Л. А., 1963а, 19636, 1964 идр.]. Подобное разделение проявилось в ходе настоящего исследования в разной выраженности реакций памяти у лиц с вегетативными (тошнота, рвота и пр.) или психологическими (головная боль, апатия и пр.) проявлениями кинетоза. У последних при головной боли ухудшение припоминания рядов слов было более выраженным, чем у тех, кого тошнило. Мной было высказано предположение о том, что указанные различия связаны с преобладающем функций доминантного или субдоминантного полушария головного мозга в организации указанных форм реагирования [Китаев-Смык Л. А., 1968.1983]. Различная специализация полушарий головного мозга человека показана в ряде работ [Газанига М., 1974 и др.].
Локальная общность вестибулярного и слухового представительства в темпоральной (височной) коре больших полушарий не вызывала, как указано выше, преимущественного ухудшения слуховой памяти. Это может косвенно свидетельствовать об отсутствии преобладающего значения вестибулярных анализаторов в возникновении изменений ситуационной памяти, обнаруженной нами при дистрессе из-за «болезни движения».