Жизнь людей полна иллюзий. Ими наши чувство и разум украшают действительность, примиряют нас с трудностями и горестями. Однако подмена верного взгляда, точного понимания того, что случилось, иллюзорной прелестью, занимательностью или жутью может испортить жизнь. Иллюзии потворствуют ошибкам. На этих страницах лишь об «обманах» чувств в экзотических ситуациях — при «ударах невесомостью». Однако иллюзии невесомости не только удивительны. В них приоткрывается способность людей приспосабливаться к бесконечному разнообразию мироздания. И выживать, несмотря ни на что. Вернее, смотря на все разумным взглядом. Отчего же пространственные иллюзии в самом начале невесомости столь различны?
Рис. 14. В режиме невесомости одетый в скафандр «Беркут» J1.A. Китаев-Смык подтягивается за фал перед тем, как проникнуть через люк в шлюзовую камеру макета космического корабля:
В этих испытаниях были отмечены трудности, возможные при «вплывании» космонавта в шлюз. Скафандр «Беркут» (с ранцем за спиной) был использован в орбитальном полете, несмотря на них. Это было причиной аварийной ситуации. Благодаря исключительной находчивости и героизму космонавтов ПИ. Беляева и А. А. Леонова удалось избежать катастрофических последствий. На заднем плане верхом на надувной шлюзовой камере сидит кинооператор Борис Буланов (архив автора)
Итак, испуг проваливания, полубессознательные попытки схватиться за что-нибудь, чтобы прекратить кошмар падения, который может быть только в жутком сне. Все это длилось у людей первой группы четыре-пять секунд.
А затем — мгновенный переход в радость, безотчетное счастье. Человек оглядывался: вокруг в самых непонятных и часто смешных позах висели, летали, кружились его товарищи. Ужас падения забывался, стирался физиологическим механизмом «ретроградной амнезии» («забывание назад») (см. 2.3.4).
Человек и все его предки выросли на Земле. Стоя, сидя или лежа, он всегда имеет под собой опору. Человек эволюционно адаптирован кдействию силы земного притяжения и не чувствует ее Мгновенные отрывы от опоры при беге, прыжках не лишают привычного и потому неосознаваемого чувства притягивающей близости земли, однако, если в темноте человек оступился даже в неглубокую ямку, возникнет из-за неожиданности реакция: «Что такое?», проявится легкий испуг, может быть, потом и радость, улыбка, хотя, заметим, ничего смешного не произошло.
А если опоры о землю нет секунду-другую? Но ведь она не перестала тянуть к себе. В ходе биологической эволюции момент исчезновения опоры стал для живых существ, населяющих Землю, сигналом о начале падения. Нет опоры — значит, растет скорость приближения к земле! Критический момент — чаще это конец первой секунды падения, потому что скорость падения, с которой летишь к земле, стала опасной. Удар о землю сломает ноги, позвоночник, основание черепа. После одной—полутора секунд невесомости в сознание прорывается (пропускается?) ощущение опасности и чувство страха. Мгновенно возникает не вполне осознаваемое решение — необходимо защититься от столкновения с землей. Включаются сформированные миллионами лет естественного отбора рефлекторные действия. Руки сами собой поднимаются с готовностью ухватиться за любой предмет, чтобы остановить падение. В то же время ноги пружинисто подтягиваются с готовностью упруго и сильно встретить опору, дно пропасти.
Эти движения названы «лифтными реакциями», потому что впервые о них рассказали люди, пользовавшиеся скоростными лифтами. Чтобы уменьшить эти реакции, современные скоростные лифты постепенно набирают и замедляют скорость.
Психика человека подсознательно «решает», что необходимы не только «лифтные» и «хватательные» реакции, что надо информировать сознание об опасности. Не только руки должны быть готовы к хватанию, но и голова, чтобы думать о том, как лучше, вернее ухватиться за оказавшуюся рядом опору. Это не обдумывание, а что-то вроде рефлекторного принятия решения; решения возникают как бы сами собой, не из предшествовавших мыслей, вроде бы ниоткуда. Но сигналы в сознание идут только для того, чтобы побудить человека к мгновенным решениям. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в этот момент пробудились сложные механизмы обдумывания, воспоминаний, ассоциаций, — их работа требует времени, которого нет у падающего человека. Блокирует эти механизмы страх.
Откуда же тогда критерии выбора того, какое срочное защитное действие рационально, какое — нет? Критерии — из опыта поколений, накопленного теми, кто спасся при падении. Информация об опасности направляется не только в сознание самого падающего. Страх искажает его лицо, он может вскрикнуть от испуга. Мимика и крик — информация к сородичам: «Спасите!» и «Спасайтесь!». А почему испуг и непроизвольные движения сменялись приступом радости через 4—5 с после начала невесомости? Это можно объяснить так. Падая с деревьев, обрывов, наши предки, схватившись за ветку или уступ, спасались от гибели. Но почти никто не падал отвесно дольше 4—5 с. Потому что набирали слишком большую скорость падения (48 м/с). Те, кто падал дольше, разбивались. Их «опыт» не передался потомству, т. к. потомства у этих несчастных уже не было. Четвертая-пятая секунды невесомости — рубеж, после которого несостоявшийся удар о землю, видимо, был равноценен избавлению от опасности. Далее невесомость воспринималась уже не как падение, а как радость, как торжество избавления от опасности, как победа над ней.
Если люди второй группы летали по кабине во время невесомости, то их руки оказывались сложенными перед грудью, а ноги поджатыми. В таком же положении «парит» в утробе беременной матери ее еще не родившийся младенчик. Поза так и называется «утробной». Мышцы — сгибатели рук и ног сильнее мышц-разгибателей. Их стрессово-напряженное равновесие (изотония) создает эту позу. Напряженность своих мышц (своеобразную стрессовую «активную пассивность») люди этого типа ощущают как «скованность всего тела». Их напряжение можно назвать кататаноидным (похожим на кататанию). Подлетев во время невесомости к такому человеку, я иной раз пытался выпрямить его руку или ногу. Но рука или нога, как резиновые, вновь сгибались, подтянувшись к телу. Человек же смотрел на меня с безвольным недоумением. Глаза его были печальными. Стрессово-кататаноидную изотонию можно иногда наблюдать у испугавшихся, либо у изнуренных людей. К сожалению, эта поза часто бывает у малолетних детей в детских домах или у отдаваемых в детские ясли на пятидневку. Противоположностью стрессовой «активной пассивности» бывает полная расслабленность мышц (мышцы как кисель) — стрессовая катаплексоидная пассивность (см. 2.6).
Почему в невесомости возникает иллюзорное чувство тяги вверх? Держите тяжелый предмет на вытянутой руке. Затем пусть кто-нибудь снимет его с руки. Вы почувствуете, как рука стала легкой и ее тянет вверх. Нечто похожее происходит в невесомости. Исчезает давление вниз, которое испытывала каждая клетка тела, и возникает иллюзия подъема. Это «противообраз» исчезнувшей силы тяжести. Привыкнув к ее действию, люди не замечают ее. Но вот она исчезла, и на некоторое время ее «противообраз» овладевает сознанием. Так было у людей, вошедших во вторую группу: у них этот «противообраз» оказался сильнее, чем выработанное в ходе биологической эволюции чувство падения при исчезновении опоры. Освободившаяся от земного притяжения кровь из нижних частей туловища приливает к голове, как будто ее тянет туда. Это усиливает «противообраз». Он может вызвать два разных представления о положении в пространстве.
Людям нелетных профессий в невесомости чаще казалось, что их тянет вверх, т. е. туда, куда обращено их темя, что вместе с самолетом они поднимаются вертикально все выше и выше.
Большинству людей, профессионально связанных с авиацией, также казалось, что их тянет туда, куда обращено их темя, но тянет потому, что они летят в перевернутом самолете вниз головой. Знание того, что самолет не может подниматься, как воздушный шар, вероятно, не позволяло сформироваться представлению о вертикальном подъеме. В нашей жизни часто бывает, что исходное знание или наши желания влияют на то, каким нам кажется то или иное событие.
Почему же у причисленных ко второй группе не было чувства падения? Главным «тормозом», подавляющим его, были зрение и слух. Ведь и в невесомости видны на своих привычных местах стены, пол, потолок кабины. И микроэхо от них не меняется в невесомости, будто нет падения мимо стен — вниз. Сигналы зрения и слуха о стабильности всего пространства в кабине побеждали, подавляя чувство падения, идущее от тела, от гравирецепторов. «Веры» в зрение и слух больше, чем «доверия» сигналам своего тела, о том, что оно падает. Это особенность людей второй группы.
Когда же у людей 2-й группы задерживается адаптирование к стрессогенному конфликту между чувственными (афферентными) сигналами о падении и о стабильности, тогда у них начинается стрессовый кризис второго, а у некоторых и третьего ранга. И на борьбу с непонятным стрессором-конфликтом вступает вегетативный субсиндром стресса (в виде «болезни укачивания»).
Почему не было никаких пространственных иллюзий у людей третьей группы? Наверное, у не вовлеченных в стресс гравирецеп-торные афферентные сигналы (вестибулярные и телесные) были столь слабы, что не были замечены сознанием. Образ стабильного пространства создавался видом стен, пола, потолка кабины (и акустическим эхом от них), неизменно расположенных на своих местах и в невесомости и при естественной силе тяжести.
Возможно еще объяснение отсутствия иллюзий невесомости равновесием сенсорных сигналов о стабильности (от зрения и слуха) и о падении (от гравирецепторов). Уравновесившись, эти сигналы «не сообщали» сознанию ничего нового в невесомости. И прежнее представление о пространстве, существовавшее при естественной силе тяжести, ничем не потревоженное, сохранялось.
Однако в третьей группе оказались и те, у кого стресс создавал только рациональное, нужное в полетах изменение поведения и улучшал качество деятельности. Стресс не пробуждал у них эмоций (страха, радости, дискомфорта), т. к. стрессовая мобилизация их интеллекта, поведения, мышечного тонуса была, можно сказать, точно выверенной и не нуждалась в «подхлестывании» эмоциональной, т. е. избыточной «на всякий случай» мобилизацией разума и поведения.
Испытуемые четвертой группы встречали невесомость с чувством падения и страхом (как причисленные к первой группе), но очень скоро эти чувства сменялись представлением подъема вверх (испытуемые переходили во вторую группу). Это говорит о том, что у них преобладание (доминирование) гравирецепторных сигналов (адекватно информировавших сознание о падении) заменялось доминированием зрительной и слуховой афферентаций (по-своему адекватно сигнализировавших о том, что никакого падения нет, т. к. пол, потолок, стены кабины — все на своих местах). При этом отсутствие веса интерпретировалось сенсорными анализаторами этих людей по-новому, уже не как падение, но как противообраз падения.
Высказывалось предположение, что при повторных «ударах невесомостью» смена стратегий с переходом от стрессово-активного к стрессово-пассивному поведению обусловлена у людей четвертой группы относительной слабостью афферентно-аналитических механизмов их центральной нервной системы, воспринимающих невесомость в закрытой кабине как падение [Китаев-Смык Л. А.,1963 б]. На примере испытуемых четвертой группы я видел довольно быстрый переход от стрессового кризиса первого ранга с активным реагированием (без адаптирования) к кризису второго ранга со вторичной стрессовой поведенческой пассивностью (апатия, мышечная слабость, дискомфорт). Стрессовая активность поведения замещалась стрессовой активизацией вегетативной системы (с тошнотой, рвотой, дисгидрозом и пр.).
Повторение неразрешимых конфликтов между афферентными сигналами и в повседневности переводит стрессовый кризис первого ранга во втрой ранг с активизацией уже не эмоционально-поведенческого, а вегетативного субсиндрома стресса. При неумолимом «стрессе жизни» это ведет к кризису третьего ранга со смертоносными болезнями стресса.
В заключение этого подраздела замечу — наши многолетние экспериментальные исследования показали, что у людей бывают разные субъективные локализации ощущений передвижений и вращений. Они могут становиться представлениями или иллюзиями.
1. Иллюзия передвижения внешнего пространства («пространства вне себя») при стабильности тела — «внешнее головокружение».
2. Иллюзия передвижения или вращения тела в стабильном мире («себя в пространстве»).
3. Иллюзия передвижения или вращения чего-либо внутри тела, внутри головы («пространство внутри себя») — это «внутреннее головокружение».
4. Но бывает так, что человек не может локализовать свое иллюзорное передвижение (вращение). Такой феномен (или симптом) называют «неясная иллюзия передвижения» — «неопределенное головокружение».
Первые два типа иллюзии передвижения (внешнего пространства и во внешнем пространстве) чаще свойственны людям со стрессово-активным реагированием. Третий тип — с кажущимся передвижением чего-то внутри тела субъекта — удел людей с пассивным реагированием при стрессе. Четвертый не редок в клинических ситуациях.