Об алекситимии — «бессловесности чувств»

За десятилетия после того, как П. Е. Сифнеос пристально взглянул на алекситимию, она стала объектом многочисленных исследований.

Исходя из того что осознаваемые переживания можно рассма­тривать как результат переработки массива сигналов из частей тела, Д. В. Винникотт [Wionnicitt D. W., 1958] пришел к выводу о том, что алекситимия может быть из-за расщепления (диссо­циации) между телом и психикой. Причиной бывает массивное психическое травмирование. Оно прерывает сомато-ментальные связи от тела к сознанию. Но это не только механизм болезни, но и защита от перегрузки сигналами о неблагополучии тела. Винникотт представил эту «защиту» как блокаду нашего привыч­ного квазипараноидного представления о локализации сознания в голове (а не в сердце, не в животе, как у некоторых древних цивилизаций).

Начав изучение алекситимии, психоаналитики поняли, что приобрели нить Ариадны. Идя по ней, наверно, удастся рас­ширить представления о том, насколько личный опыт телесных ощущений физиологических процессов поддастся отражению в словах, описывающих эмоции, и приведет к постижению психосо­матических коллизий [Мс Dougall J., 1982]. Алекситимики — это эмоционально неграмотные личности, заявили Фридман и Свит. Надо развивать их язык чувств, учиться вглядываться в себя, различая нюансы внутренних неясных, темных ощущений. Нет! Алекситимия зависит от состояния сознания, от воздействия на головной мозг — сообщили Кристали и Раскин. Она появляется под влиянием наркотиков и после травмы и уменьшается по ходу выздоровления. Так можно объяснять и алекситимию алкоголиков и их стремление к опьянению, с уходом в мир неясных, темных грез (Finn P. R., Martin J.. Pihl R. O., 1987].

При стрессе алекситимикам, как маленьким детям, трудно разграничить свои телесные ощущения от эмоциональных пере­живаний. То ли болит в груди и от этого «тошно на душе», толи душевные невзгоды ощущаются как боль внутри тела. Алексити-мики могут казаться хорошо приспособившимися даже к тяжелой жизни — живущими без проблем. Но, по мнению Мак Дугола, это псевдонормальность, кажущаяся приспособленность [Мс Dougall J., 1985]. Алекситимик, в скудных, как будто бы четких выражениях описывающий свои ощущения, переживания, может казаться человеком хорошо разбирающимся в себе. Но при более глубоком знакомстве выясняется, что это не скупость, а скуд­ность, не четкость, а примитивность, это жаргон, чужой жаргон, упрощающий общение при скудном выражении эмоций и чувств. Однако стресс жизни мучителен для алекситимиков, хотя это не видно из их слов и реакций при неприятностях и горе. Потому они заслуживают сочувствия и помощи и нуждаются в них.

Тщательно исследовав контакты алекситимиков с окружаю­щей средой, Мак Дугол обнаружил очень поверхностное, легко разрушающееся адаптирование к внешним обстоятельствам и окружающим людям. По его мнению, алекситимики идут по жизни, как роботы, будто бы следуя инструкциям, в содержание которых не вдумываются. И поведение их часто роботообразно. Позы негибкие, мимика невыразительна — подхватывает мысль о роботах Кристал. Плохо понимая себя, алекситимик часто не­верно оценивает других людей. Они кажутся ему тусклыми отра­жениями его собственного бледного самосознания. Надо сказать, что некоторые алекситимики не чужды бурным эмоциям и могут впадать в яростное неистовство либо в слезливость. Но рассказать об ощущениях при этих состояниях им трудно.

Эмоциональные взрывы (когда не сдерживаемый гнев, не до­стигая цели, переходит в рыдания) могут порождать временное алекситимное состояние. Активное стрессовое поведение (каким являются и ярость, и рыдание) при чрезмерных эмоциональных затратах нередко приводит к мучительному состоянию душев­ной опустошенности. Для него характерны отсутствие всякого желания что-либо делать, неспособность разбираться в своих переживаниях и понимать их: «Ничего нет — ни слов, ни мыслей. Никто не нужен: ни сам себе, ни другие. Все исчезло: и ощущения прошедших неприятностей, и ожидание будущего. Неприятно го­ворить что-либо другим, нет слов к себе». Так можно суммировать описание такого состояния «алекситимного горя» со слов его пережившего. Но рассказывать он может, только оправившись от стресса.

Интересен тезис Мак Дугола о «яростном отречении» сознания от телесных бед [Мс Dougall J., 1985]. При этом все, что лишалось представительства в сознании, постепенно проявляется телесно психосоматическими болезнями. И в наших экспериментах именно у людей с алекситимией, т. е. с трудностями осознания телесных ощущений и дискомфортных эмоций при невесомости — это «неосознание» завершалось тошнотой и рвотой (телесным защитным актом — извержением «врага» из своего тела).

С такой интерпретацией сопряженности алекситимии и рво­ты должны согласиться многие психологи и психоаналитики, признающие вторичность соматических защит. И все же в такой сопряженности проявлены более сложные защитные «синергети-ческие взаимодействия между сомато-психическими и психосома­тическими векторами» [Т. Волман, Т. Л. Томпсон, 2003, с. 13].

Два фактора травмируют психику в начале невесомости (в кабине летящего по параболе самолета). Первый — ужас реального падения и возможной смерти от удара о землю. Вто­рой — безумная (страшная?) несопоставимость, невозможность двух альтернативных и одновременных реальностей: тело (его специфические и неспецифические гравирецепторы) ощущает падение, зрение видит, что его нет — интерьер кабины и все в ней стабильно, это же подтверждает и акустический фон. А ведь ужас может стать причиной маниакально-депрессивных недугов, кажущаяся (а тем более реальная) раздвоенность мироздания потенцирует шизоидность (греч. schizo — дроблю, расщепляю, разделяю). Сознание пассивно защищается от них «незнанием-непризнанием», его маркером становится алекситимия.

Updated: 08.01.2014 — 17:41