Может казаться неясным, почему, вернее, зачем для особей, менее успешно адаптирующихся при длительном стрессе, привентивно-защитные вегетативные реакции приобретают «локальную» губительную форму. Прежде чем перейти к размышлениям над ответом на такой вопрос, нужно сделать следующее замечание. Как будет видно ниже, я предположил, что в основе указанного смертоносного проявления стресса лежат закономерности, выработанные в ходе биологической эволюции и целесообразные в животном мире [Китаев-Смык Л. А., 1977 б, 1983]. Однако эти эволюционные приобретения не могут быть полезны человеку ввиду отличий его социальной структуры жизни, отличающейся от жизни животных. Поэтому первоначально рассмотрим на биологических примерах основные вехи нашего изложения индивидуальных различий стресса (активное — пассивное защитное поведение; защитное поведение — вегетативная защита: тотальные защитные вегетативные реакции — локальное проявление таких реакций).
Согласно «закону экономии биологических ресурсов» особи с поведением, нецелесообразным (бесполезным или даже вредным) для выживания популяции в условиях борьбы за существование, должны быть исключены из популяции, чтобы на них не расходовались экологические ресурсы, которые целесообразнее расходовать на особей, более успешных, т. е. на более «полезных», «нужных» для сохранения, выживания популяции в ее экологической нише. Можно видеть два «механизма», способствующих устранению менее полезных особей (плохо адаптирующихся к экстремальным условиям существования) из популяции при длительном, т. е. сравнительно несильном, не бьющем наповал стрессоре. Первый — это большая истощаемость адаптационных резервов у таких особей, т. е. меньший запас у них глубоких адаптационных резервов. Второй «механизм» — самоуничтожение таких особей, происходящее по сигналу о неуспешности их адаптирования к требованиям среды и о необходимости сохранить экологический запас для расходования его членами популяции, более успешными в борьбе с окружающей средой. Здесь мы не обсуждаем первый «механизм» устранения менее успешных особей. И напомним примеры, говорящие о реализации в животном мире второго такого «механизма».
У гусениц-шелкопрядов в определенном возрасте становится очевидным подразделение особей на более и менее жизнеспособных (больших и меньших по размеру). Менее жизнеспособные (до 50 % популяций) падают с дерева и погибают. Остается столько особей, что им как раз хватает ресурсов питания, т. е. кроны дерева, на котором они живут [39,232]. Такое уничтожение гусениц шелкопряда приходится оценивать как «беспричинную гибель, когда квалифицированные анализы их трупов никаких признаков заболеваний не обнаруживают» [Болардуев В. О., 1969, с. 43].
Другой пример — тотальная гибель поколения тихоокеанской горбуши раз в четыре года после окончания нереста. Разлагающиеся тушки погибшей рыбы служат кормом для молоди, которая, повзрослев, находит освободившиеся для нее от старшего поколения экологические пространства [Дильман В. М., 1972 и др.]. Следует отметить, что смерть горбуши происходит из-за инфаркта внутренних органов. Это указывает на то, что данный механизм используется в природе (отобран в ходе биологической эволюции) для как бы самоуничтожения особи, когда нет причин для ее смерти от голода, из-за неспособности противостоять болезни или от старости и т. д.