Рассмотрим пример 10-летней Марин (латиноамериканки по происхождению), которую в школе и дома характеризовали как девочку довольно упрямую. Она немного отставала в развитии, имела низкие языковые способности; у нее был синдром дефицита внимания и гиперактивности; ей был назначен риталин (10 мг), но часто она отказывалась принимать лекарство. В тех случаях, когда она регулярно принимала риталин, как отмечали ее родители и учителя, она была значительно менее гиперактивной, меньше дралась с братьями и сестрами и лучше концентрировалась на выполнении уроков. Предварительные данные наводили на мысль о том, что проблемы в поведении Марии будут не столь серьезными, если ее неграмотная мать — говорящая только по-испански — сможет приобрести навыки, необходимые для осуществления позитивной подкрепляющей программы.
Какой тип терапии и терапевта был бы более успешным при работе с Марией? Насколько эффективен был бы так называемый клиенто-центрированный терапевт, который создал бы теплые, понимающие, искренние и тому подобные условия? А что насчет ориентированного на понимание терапевта? Получила бы Мария больше пользы в результате более глубокого самоосознания — несмотря на ее низкий IQ? По моему мнению, ни один из этих терапевтов не смог бы установить хорошие отношения или не смог бы создать необходимые условия для решения проблем Марии.
Лечение ребенка было поручено доктору Анне Абенис-Син-трон, которая в это время работала интерном в клинике развития в Южном Бронксе. Когда специалисты столкнулись с этим случаем, стало ясно, что здесь совершенно необходимы ее свободное владение испанским языком, знакомство с испаноязыч-ной культурой и хорошие практические знания принципов поведения в ней.
Как отмечала доктор Синтрон: «Латиноамериканцы обычно очень формально и уважительно относятся к авторитетам. Профессионал должен быть чувствительным к латиноамериканской незащищенности перед авторитетом. Это вынуждало меня оставаться бдительной в тех ситуациях, когда дело касалось сверхуступчивости. Вполне возможно, что мать с готовностью приняла бы все, в чем я пыталась ее убедить, но это принятие было бы основано лишь на ее убеждении в том, что я "главнее" ее и у нее нет никаких прав возражать мне. Мне пришлось осознать, что я ограничиваю выбор и управляю окружением добровольного клиента, который из-за своей культурной принадлежности будет менее ассертивкым. Я должна была создать благоприятные условия, чтобы дать матери право на собственное мнение и ограничить ее зависимость».
Хотя отец девочки присутствовал на одном из сеансов и его личностные особенности учитывались при планировании и проведении терапии, очевидно, что необходимости в семейной терапии не было; не менее очевидным был и тот факт, что активное привлечение братьев и сестер нарушило бы терапевтический процесс.
Опять-таки, давайте спросим, многого ли добился бы терапевт, который делал бы акцент только на понимании себя или познании, или же на выстраивании эмпатийных терапевтических взаимоотношений без специальной тренировки навыков. Лично я в этом сильно сомневаюсь. Трудно преувеличить необходимость как совместимости терапевта и клиента, так и использования подходящих техник. Я придерживаюсь того мне —
Ния (и неоднократно обращаюсь к этому вопросу в книге), что терапевты, которые используют в работе с клиентами жестко определенный заранее набор методик, смогут оказать помощь далеко не всем, кто обратился к ним за консультацией. Множество клиентов, которым можно было бы помочь, часто получают минимум пользы от лечения просто потому, что терапевты выбрали неверную стратегию терапии.
Так, у 40-летнего Дона, который во многом совершенно противоположен 10-летней Марии, были довольно жесткие требования, в соответствии с которыми он решал, кто достоин быть его терапевтом. Очень яркий, талантливый, оригинально мыслящий и опытный ученый, Дон использовал академические знания в своем собственном, весьма успешном бизнесе. Он обратился за терапевтической помощью вследствие неудач в общении с женщинами. Создалось впечатление, что неудачи Дона были всего лишь следствием не вполне адекватного стиля общения, сформированного под влиянием модели родительских отношений; казалось очевидным, что ему будет полезно краткосрочное, сфокусированное, интенсивное обучение социальным навыкам. Но здесь крылась ловушка. Поскольку его имя упоминалось в книге «Кто есть кто в Америке», он настаивал, чтобы и его потенциальный терапевт был достоин его статуса (то есть тоже был упомянут в «Кто есть кто»). Это говорило о снобизме Дона, который в принципе тоже требовал определенной коррекции, но только не в самом начале терапии. Совместимость терапевта и клиента часто необходима для эффективного результата, по крайней мере, она будет усиливать плацебо-эффект.
Как уже упоминалось в главе 1, эффективные врачи должны быть «подлинными хамелеонами» (Lazarus, 1993), которые могут изменяться в зависимости от особенностей клиентов и ситуаций. Но существуют ограничения; очевидно, есть определенный предел индивидуальной компетентности. Специальный указатель содержания, входящий в классификацию психичес —
Ких нарушений DSM-IV, занимает 12 печатных листов; в нем упоминается свыше 400 различных нарушений. Очевидно, нет терапевта, способного работать со всеми этими психиатрическими проблемами. Возможно, первая аксиома эффективной и действенной терапии такова: «Знай свои пределы; старайся поддерживать связь с практикующими терапевтами, которые обладают знаниями и умениями, которых нету тебя; не испытывай сомнений, когда отсылаешь клиента к соответствующему специалисту».