Когда Петропавлу наскучило одному, он двинулся в том же
Самом направлении, в котором исчез Бон Жуан, и сразу обнаружил,
Что комната плавно переходит в лес: сначала на полу появились
Отдельные травинки, потом — пучки, низкие кустики, деревья —
И вот уже Петропавел забрел в чащу. Оттуда доносился развеселый
Какой-то голос: там пели песнь. Слова в ней были такие:
Двенадцать человек на сундук холодца —
йо-хо-хо! —
и ботинки гнома.
Петропавел пошел на песнь и увидел сидевшего на суку
Небольшого бескрылого старичка, ее распевавшего. Петропавел
Сразу решил быть с ним строгим и спросил:
— Вы кто такой?
— Не твое дело! — старичок оказался грубым. — Ты так
Спрашиваешь, словно это ты создал мир, а я, вроде бы, проник в
Него без твоего ведома! Но мир создал не ты, я точно знаю. Кто
Такой… Никто такой, вот тебе! — и он запустил в Петропавла
Шишкой. Тот поднял шишку и удивился ей: дерево, на котором
Сидел старичок, было березой.
— Откуда у Вас шишка?
— От сердца оторвал, — нашелся старичок в этой, казалось
Бы, безвыходной ситуации. — Любопытной Барбаре нос в походе
Оторвали!
— В комоде, — поправил Петропавел.
— Барбара смущена, — диковато отреагировал старичок.
Петропавел не понял и остолбенел.
— Не надо столбенеть, как будто ты услышал чушь, —
Посоветовал старичок. — Ты ведь не можешь гарантировать, что в
Настоящий момент где-то, пусть даже далеко от нас, не находится
Какая-нибудь незнакомая нам Барбара. А если это так, то не
Исключено, что именно сейчас она чем-либо смущена. Впрочем, это
Тоже не твое дело.
Разговаривать с грубияном-старичком дальше не имело смысла
— и Петропавел решительно двинулся вперед. Лес густел медленно
И незаметно, как кисель. Петропавел поднял голову на треск
Сучьев: старичок, оказывается, крался за ним.
— Вы все еще тут? — холодно спросил он его.
— Что ты непрестанно лезешь в мою личную жизнь? — заорал
Старичок, а Петропавел от возмущения такой постановкой вопроса
В сердцах пихнул ногой громадный дуб, который тут же повалился
Вбок, подминая под себя другие деревья. Одно из них задело
Грубого старичка, и тот неожиданно неуклюже — мешком —
Свалился в траву, не проронив ни звука. Петропавел подождал с
Минуту: может, звук запоздал? Но звук так и не раздался. "Я
Убил его!" — ужаснулся Петропавел и бросился к пострадавшему.
Тот лежал в траве и смеялся. Насмеявшись, он грамотно объяснил:
— Я не убился, а рассмеялся!
— Давайте все-таки познакомимся, — смягчился Петропавел
При виде такого добродушия.
— Обойдешься, не велика пицца! — без любезности
Откликнулся старичок и белкой взлетел на сук. "Ну и шут с
Тобой!" — сказал Петропавел в сердце своем и снова зашагал
Один. Идти становилось все труднее: похоже, он забрел в самые
Дебри. Привязчивый спутник следовал за ним и от скуки, должно
Быть, вдруг громко, но довольно вяло исполнил бессмысленный
Какой-то вокальный номер:
Из-за мыса, мыса Горн
едет дедушка Легорн…
Не дождавшись поощрения, старичок попытался завязать
Беседу.
— Хорошо тут, в ЧАЩЕ ВСЕГО, правда?
— Предлог "в" — лишний, — подумав, сказал Петропавел.
— Дурацкое словосочетание получается… "в чаще всего"!
— То есть почему же дурацкое? Вокруг нас — чаща. Она
Называется ЧАЩА ВСЕГО, ибо здесь всего хватает. И если мы
Находимся внутри нее, то и выходит, что мы в ЧАЩЕ ВСЕГО.
— Ерунда какая! — восхитился Петропавел.
— Не тебе судить, — оборвал старичок.
Петропавел промолчал, ломясь сквозь сучья. На несколько
Следующих вопросов старичка он не ответил принципиально.
— Сколько волка ни кори… — начал было тот, однако
Продолжать не стал, а объяснил ситуацию: — Ты идешь прямо в
Лапы к Муравью-разбойнику! — Ответа опять не последовало. —
Чего ты надулся? — взвился старичок. — Ну, отказался я
Знакомиться — так это только потому, что не знаю я —
Понимаешь, не знаю! — кто я такой… Зовут меня Ой ли-Лукой ли
— устраивает тебя? Меня, например, не устраивает! Я бы
Предпочел что-нибудь типа Зевеса, если уж обязательно как-то
Называться.
— Ой ли-Лукой ли… это, кажется, из Андерсена? —
Вспомнил Петропавел.
— Да бог меня знает, откуда… Может, конечно, и оттуда,
Но вообще-то я местный, из этой ЧАЩИ ВСЕГО. А вот кто я такой,
Убей — не знаю! Следовало бы, наверное, назвать какие-нибудь
Мои особенности, вытекающие из того обстоятельства, что я Ой
Ли-Лукой ли, но никакие такие особенности мне неизвестны. Или,
Скажем, перечислить события, которые в твоих представлениях
Были бы связаны со мной… У тебя что-нибудь со мной связано?
— Ничего, — честно сказал Петропавел.
— Стало быть, на вопрос о том, кто я такой, нет ответа. Я
Бы квалифицировал этот твой вопрос как праздный, а тебя — как
Болтуна, но мне до тебя нет никакого дела. Мне есть дело только
До себя!.. Вот живу я, — доверительно сообщил он, — и все
Время думаю: что ж это я за старик такой, а?
— Нормальный старик… только грубый очень, — помог
Петропавел.
— Ума я к себе не приложу, — не воспользовался помощью
Ой ли-Лукой ли. — Знаю только, что таких, как я, нету больше.
— Каждый по-своему неповторим, — Петропавел беспардонно
Улыбнулся.
— Ну, это ты брось! Таких, например, как ты, — навалом:
Имя им легион. А вот я… Никак не пойму, в чем мой секрет! Всю
Жизнь бьюсь над собой, да бестолку. Иной раз спросишь себя:
"Старик! Чего ты хочешь?" — и сам себе ответишь: "Не знаю,
Старик".
Петропавлу не понравилось, что Ой ли-Лукой ли на ходу
Растоптал его индивидуальность, и он не без сарказма
Поинтересовался:
— Да что же в Вас такого необычного?
— В том-то и вопрос! — оживился старик. — Я вот каждого
Вижу насквозь, в мельчайшей букашке прозреваю ее сущность — и
Нет для меня никакой загадки в мире, кроме себя самого: тут я
— пас! Ну, не удивительно ли, что за всю мою долгую жизнь я ни
Разу — обрати внимание: ни разу! — не встретил никого, кто
Был бы точно таким же, как я? Вот уж создала природа — так
Создала…
— Давайте о чем-нибудь другом поговорим, — предложил
Петропавел. — Про Вас я уже, кажется, все понял. И если
Попробовать… ну, истолковать…
— Не смей меня истолковывать! — завизжал старик. —
Понимаешь — и понимай себе, а истолковывать не смей! Понимать,
Хотя бы отчасти, — дело всех и каждого; истолковывать — дело
Избранных. Но я тебя не избирал меня истолковывать. Я для этого
Дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого
Принципа, как познай меня, — нету. Между тем, познать — это и
Значит истолковать. Так что отойди от меня в сторону… И там
Заткнись. А я себя без твоей помощи истолкую.
— Ну и пожалуйста, — сказал Петропавел. — Уж лучше я к
Соловью-разбойнику пойду, чем с Вами тут…
— К Муравью! — перебил Ой ли-Лукой ли. — К
Муравью-разбойнику, это существенно. А что касается СолоВия, то
СолоВий… СолоВий, а не соловей! — он не тут живет. СолоВий
— это птичка такая страшная, у которой веки до земли, — она
Там живет, — и он махнул рукой влево, — возле ГИПЕРБОЛОТА
ИНЖЕНЕРА ГАРИНА.
— Возле… чего? — обалдел Петропавел.
— Возле ГИПЕРБОЛОТА… ну, это такое сверх-болото —
Жуткое, туда всех затягивает! Болото болот, в общем… А
Названо оно в честь инженера Гарина — я не знаю, кто это, но в
Его честь.
— Понятно, — ухмыльнулся Петропавел.
— Так вот, это я насчет СолоВия, что он не тут живет. А
Муравей-разбойник — гроза лесов и полей. Его вообще никто
Никогда не видел, но все ужасно боятся.
Тут уж Петропавел не выдержал и расхохотался:
— Как же это он — гроза лесов и полей, когда его никто
Не видел никогда?
— Ну как-как… Плод народного суеверия, следствие
Неразвитости науки… мифологическое сознание и все такое.
Познать не можем — и обожествляем, что ты прямо как маленький!
Это и Ежу понятно. Эй, јж! — крикнул он в пространство. —
Тебе понятно?
— Мне все понятно, — отозвался из пространства некто јж.
— Вы же каждого видите насквозь, — не оценив заявления
Ежа, напомнил старику Петропавел. — Почему бы тогда Вам самому
Не познать вашего муравья?
— Насквозь вижу, ты прав. Но это если видно. А
Муравья-разбойника не видно. Впрочем, я бы, может быть, его все
Равно познал… Ан — такого принципа, как познай его, — тоже
Нету: я же тебе говорил, есть один принцип — познай себя. И
Потом… он злой как собака. Тут вот кто-то из наших гулял по
ЧАЩЕ ВСЕГО — в самые дебри зашел, решил: была не была, и шасть
— прямо к логову!.. Ну, понятно: чем дальше влез, тем ближе
Вылез! Слышит — богатырский пописк… Он возьми да и крикни:
"Муравей-разбойник, разрешите я Вас познаю!" Так тот — ни
Слова в ответ. Молчит и злится — представляешь?
Петропавел изо всех сил старался сохранить серьезность:
— Да как он хоть выглядит, этот Муравей— разбойник?
Ой ли-Лукой ли принял церемонную позу и начал:
— Народное воображение рисует его могучим и громадным —
О трехстах двенадцати головах и восьми шеях, с тремя когтистыми
Лапами, по— крытыми чешуей речных рыб. Его грудь спрятана под
Панцирем пятисот восьмидесяти семи черепах, левое брюхо
Обтянуто кожей бронтозавтра, а правое…
— Довольно-довольно, — остановил лавину ужасов
Петропавел. — С народным воображением все понятно. А на
Самом-то деле он какой?
— Да ты что, муравьев никогда не видел? — удивился Ой
Ли-Лукой ли и, как показалось Петропавлу, поскучнел. — Ну,
Черненький, должно быть, невзрачный такой, мелкий… Букашка,
Одним словом. Но суть не в том, каков он на самом деле, — суть
В том, каким мы его себе представляем. — Ой ли-Лукой ли набрал
В легкие воздуха, чтобы продолжить повествование, но Петропавлу
Удалось встрять:
— Какой же смысл приписывать кому бы то ни было признаки,
Которыми он не обладает? В ответ Ой ли-Лукой ли произнес вот
Что:
— Все-таки ты зануда. И ханжа. Можно подумать, сам ты
Никогда не приписывал никому признаков, которыми тот не
Обладает! В этом же вся прелесть — видеть нечто не таким,
Каково оно на самом деле!
— Что-то не нахожу тут особенной прелести, — сознался
Петропавел. — Во всяком случае, сам я стараюсь этого не
Делать.
— Но ведь делаешь? — с надеждой спросил Ой ли-Лукой ли.
— Или ты никогда не был влюблен? Каждый ведь в кого-нибудь
Влюблен. Я даже знаю одного, который влюблен в Спящую Уродину,
Так вот он…
— Боже мой, кто это? — Петропавла ужаснула подробность
Имени.
— Неважно! — отмахнулся Ой ли-Лукой ли, — он
Утверждает, что красивей ее нет никого на свете — полный бред!
Но, кроме того, он готов поклясться, что она самая чистая и
Светлая душа в мире. Не— понятно, когда он успел это выяснить:
На моей памяти — а я старше его лет на… несколько! — Спящая
Уродина ни разу не проявляла вообще никаких качеств, ибо все
Время спала как убитая. Теперь подумай о той, в которую ты
Влюблен!.. Петропавел проницательно улыбнулся:
— Той, в которую я влюблен, я ничего не приписываю. Я
Прекрасно отдаю себе отчет в том, что внешность у нее не фонтан
И ума особенного нет, и вообще…
— Ты или не влюблен, или дурак. Петропавел даже не успел
Оскорбиться — так быстро, с ветки на ветку, исчез Ой ли-Лукой
Ли в ЧАЩЕ ВСЕГО, оставив после себя в воздухе обрывок странным
Образом видоизмененной "Песенки герцога":
Серьги красавицы —
словно пельмени…