«Межличностная территория» при хроническом дистрессе

А. При стрессе возрастает значимость своей и чужой территории. Персонализированная территория, будучи мнимым феноменом, опирающимся на реальную территорию, может показаться субъекту гомогенной (однородной); по своей значимости для него границы личного пространства могут быть субъективно недифференцированными. Более того, сам факт существования личного пространства, являющегося как бы продолжением или представительством вовне внутреннего пространства субъекта, может ускользать от сознания последнего. Это характерно для комфортного состояния, когда внимание субъекта отвлечено от его физического окружения, Так может быть, и когда субъект находится в состоянии значительного дискомфорта, в случае его «самоотчуждения» с дереализацией представления о стрессогенном окружении.

В состоянии адаптационной активности функциональных си­стем человека тем более, если эта активность близка к дистрессу, в сознании актуализируется концепт личного пространства в виде тех или иных его проявлений. Наиболее заметны эмоциональные реакции на изменение предметного и социального окружения, а также изменения представлений о субъективной значимости тех или иных проксимических переменных и т. п. [ХейдметсМ.. 1979; Sommer R., 1969]. При длительном пребывании на одной и той же территории становятся субъективно различимыми разные зоны личного пространства. Дифференциация личного пространства

по признаку различной субъективной значимости его зоны более ярко проявляется при длительном дистрессе.

«Скученность», — сложный психологический феномен, — возникает при достаточно продолжительном совместном пре­бывании нескольких (многих) людей сравнительно близко и неизолированно друг от друга. При «скученности» в условиях изоляции персонализированные территории нескольких субъек­тов оказываются как бы взаимопроникающими. В результате у людей формируется единое представление о «своей» и «чужой» территории, которую я называл «межличностной территорией» (МТ) [Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 307-316]. Возникновение та­кого взаимопроникновения «своей» и «чужой» территорий было изучено нами в экспериментах при длительной, многосуточной

Рис. 37. Схема жилого помещения стенда «Орбита» (назем­ного динамического имитатора межпланетного космического корабля):

1 —столе приборами; 2 — откидной стол; 3 — часть спального места, транс­формируемого в кресло; 4 — шкаф для личных вещей; 5 — шкаф для постели; 6 — откидная кушетка (часть спального места); 7 — кухонный отсек; 8 — электропультовой отсек; 9 — туалет-душ; 10 — коридор относительной изоляции испытуемых, когда дистресс скученности усугублялся кинетозом («болезнью движения, укачиванием»), вызванным гравиинерционным стрессом — непрерывным медлен­ным вращением помещений, в которых находились люди.

Б. Эксперименты в наземном имитаторе межпланетного корабля. В связи с возобновлением подготовки полетов на планету Марс и ослаблением режима секретности при проведении этих работ стало возможным более подробное описание наземного имитатора межпланетного корабля. Раньше этот объект для конспирации был назван стенд «Орбита» (см. рис. 4, 5, 6). Жилая комната вращающейся квартиры-центрифуги диаметром 3,6 м, высотой 2,2 м была оснащена для длительного относительно комфортабельного пребывания в ней двух человек (рис. 37) [Конюхов Е. М., Волоцких М. Е., Китаев-Смык Л. А. и др., 1965; Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 308-309; Китаев-Смык Л. А., Голицын В. А., Мокеев В. Д., Софии В. А., Филиппенков С. Н., 2005]. Эксперименты с вращением проводились продолжительностью до сорока дней.

В кабине имелось два спальных места, два кресла, столы для работы, шкафы для хранения личных вещей и рабочего оборудо­вания, кухонный отсек, туалет, душевая и т. д. В распоряжении испытуемых была бытовая радиоэлектроаппаратура: радиоприем­ник, магнитофон, телевизор, пылесос и т. д. К кабине примыкал коридор длиной 16 м, который вместе с кабиной являлся консолью центрифуги с диаметром вращения 20 м. В ходе экспериментов использовались вращения со скоростями 24-72 град/с.

Модельная операторская деятельность, а также психологи­ческие и медико-физиологические исследования (вынуждавшие испытуемых двигаться и перемещаться в измененном гравиинер-ционном пространстве) занимали весь рабочий день испытуемых (9—10 ч). Их занятия в «свободное время» также были регламен­тированы.

В результате комплексного стрессогенного действия (укачивание-вращение, относительная изоляция, занятость на­пряженной деятельностью) у испытуемых возникали ярко выра­женные проявления дистресса с широким спектром симптомов: головная боль, рвота, чувство слабости, апатия, затруднения при интеллектуальной деятельности, адинамия, раздражительность, обидчивость, депрессивность и т. д. [Китаев-Смык Л. А., Галле P. P., Гаврилова Л. Н. и др., 1972; Китаев-Смык Л. А., Галле P. P., Клоч­ков A. M. идр., 1969;Китаев-СмыкЛ. А.,КрокИ. С.,ОщепковН. А., 1974; Котова Э. С., Китаев-Смык Л. А., Устюшин Б. В., 1971; Галле P. P., Емельянов М. Д., Китаев-Смык Л. А., Клочков A. M.,

Рис. 38. Зоны межличностной территории испытуемых А и Б при многосуточном стрессе во вращающемся стенде «Орбита»:

а — зона «укромное убежище» для А и «неизвестная» для Б; б — зона «не­прикосновенной собственности» А и неприкосновенная для Б; в, — зона до­минирования А по признаку близости и зона субдоминирования Б; в2 — зона доминирования А по признаку компетентности и зона субдоминирования Б; г — зона равного пользования А и Б: д — зона совместного пользования А и Б; е — зона субдоминирования А и доминирования Б по признаку близости; ж — зона, неприкосновенная для А и неприкосновенной собственности для Б; з — зона, «неизвестная» для А, и «укромное хранилище» для Б; и — зона «уединения» А и «непосещаемая» Б; к — зона, «непосещаемая» А, и «уеди­нения» Б

Галле P. P., Емельянов М. Д., Китаев-Смык Л. А., Клочков A. M., 1974, с. 53-60; Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 172-184 и др.].

Изучение межличностной территории (МТ) испытуемых проводилось при наблюдении за их жизнедеятельностью при посещении их экспериментаторами, с помощью телевизионной аппаратуры, путем опроса их по типу «свободного интервью» и методом анкетирования, а также при изучении их дневниковых записей.

Анализ использования испытуемыми предметной среды (по­мещения и оборудования), кабины и коридора, а также их отчеты о своих действиях и представлениях о значимости для них разных участков внутренних помещений стенда показал сложность струк­туры МТ у всех 72 испытуемых, участвовавших в экспериментах [Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 308-314].

Приведем пример структуры МТ двух участников этих экс­периментов. Назовем их А и Б. Этот пример является во многом типичным и для большинства других людей, испытавших дистресс во время многосуточного пребывания в указанных условиях (рис. 38).

Ядром МТ для субъекта А была зона его «неприкосновенной собственности». В ней оказались откидная кушетка (часть его разборного спального места) и шкафчик для личных вещей. На­ходясь в этой зоне, не только сидя на кушетке, но и когда она была спрятана в нише стены, стоя или проходя в том месте, где была его кушетка, субъект А испытывал наименьший дистресс в тех его проявлениях, которые были связаны с его совместным постоянным пребыванием с напарником. Для Б. эта зона была как бы неприкосновенна. После окончания эксперимента А сообщил о том, что на 4-5-е сутки эксперимента он обнаружил, что ночью, лежа на спальном месте, он мог как бы влезть в маленький шкаф­чик для хранения постели, который непосредственно примыкал к спальному месту. Сразу, одномоментно можно было «вложить» в шкаф либо ногу и таз, либо плечо и спину. При этом субъект А испытал отчетливое, но необъяснимо приятное ощущение, как будто он «ушел», «спрятался» от стрессогенной обстановки эксперимента. По его мнению, при этом становились несколько менее выраженными даже такие стойкие проявления дистресса, как головная боль и тошнота. Неоднократно днем, сидя на кушет­ке, он пробовал «влезть» в шкаф спиной. Как полагал А, такие его действия были тайной от Б. Эту зону мы назвали «укромное убежище» А.

Эксцентрично от зоны «неприкосновенной собственности» А располагалась зона его «доминирования». Последнее про­являлось в том, что, находясь в ней, он чувствовал себя более комфортно, чем в остальных частях стенда, за исключением двух вышеописанных зон — «укромного убежища» и «неприкосно­венной собственности», пребывание в которых было наиболее комфортным. В зоне доминирования субъекта А располагались приборы, кресло, которым пользовались А и Б попеременно, кухонный отсек, в котором они работали по очереди. Но, не­смотря на их, казалось бы, равноправное пользование этой зоной, А испытывал неприятное увеличение эмоционального напряжения, когда в пределах этой зоны находился Б. В свою очередь, Б также чувствовал своего рода неловкость, когда был вынужден находиться в этой зоне; он испытывал удовле­творение, покидая ее. Аналогичные чувства испытывали А и Б относительно участка территории кабины вблизи от электро­пультового отсека. Он находится в непосредственной близости от откидной кушетки Б, являвшейся его «неприкосновенной» зоной. Однако компетентным в электроаппаратуре стенда был субъект А. Таким образом, зона его доминирования состояла из двух участков. Один оказался таковым из-за близости к зоне неприкосновенной собственности А, другой был обусловлен спецификой компетентности А.

Зону «неприкосновенной» собственности и зону собственного «доминирования» имел испытуемый Б. Он. как и многие другие испытуемые, сообщил, что в ходе эксперимента испытывал особые приятные чувства всякий раз, раскрывая шкафчик для личных ве­щей. В какой-то степени невольно для себя он это делал так, чтобы А не видел содержимое этого шкафчика. Б ловил себя на том, что перебирать и рассматривать свои личные вещи незаметно для А, даже без особой необходимости, стало приятным для него, особен­но при ухудшении самочувствия в ходе эксперимента. Мысленно он сравнивал себя со скупым рыцарем, тайно перебирающим свои богатства. Пристрастий к таким действиям с этими же самыми «личными вещами» ни до, ни после многосуточного эксперимента испытуемый Б за собой не замечал. Мы назвали шкафчик для личных вещей испытуемого Б его «укромным хранилищем».

Следует сказать, что многие участники эксперимента в опи­сываемых условиях испытывали своеобразное приятное чувство, связанное с ощущениями интимности, укрытости, собственности, сходные с теми, которые ощущали субъекты А и Б, один в связи с «укромным убежищем» и при пользовании «укромным хранили­щем» — другой. Расширим число таких примеров. Испытуемый X. почувствовал странное, неожиданно приятное ощущение, когда влез (по пояс) в «подполье» кабины, чтобы сменить бак для слив­ных вод. С тех пор он добровольно каждый раз при необходимости выполнял эту, в общем-то, неприятную операцию, освободив от ее выполнения технический персонал, обслуживающий стенд. Другой испытуемый — М, обязанностью которого было следить за состоянием электроприборов, размещенных в специальном помещении на стенде, «проверял» их значительно чаще, чем тре­бовалось. Спустя долгое время после эксперимента он рассказал, что ему приятно было укрыться, засунув руки и голову в отсек с этими электроприборами.

Пространство в кабине стенда между зонами доминирования субъектов А и Б было равнопосещаемо ими обоими. Пребывание в зоне этого пространства одного из них практически не вызывало чувства дискомфорта ни у него, ни у его партнера. Тем не менее в таком случае часто активизировалась их настороженность друг к другу.

Отметим еще одну зону, актуализирующуюся во время со­вместного пребывания в ней обоих испытуемых. При совместном выполнении психологических исследований, во время еды и т. д. они располагались сидя по обе стороны откидного стола. Как со­общили многие испытуемые, сидя вдвоем за столом, они часто ис­пытывали чувство «единения», иногда острое и приятное чувство «дружественности». Даже при неприязни друг к другу, имевшей место у некоторых пар испытуемых, при «объединении» их за общим столом они старались подавить чувство антипатии, демон­стрируя свое хорошее отношение к напарнику (начинали шутить, улыбаться и т. п.), не замечая его неприятных привычек.

Территорию коридора, примыкавшую к кабине и «отделенную» от нее дверью, следует причислить к зоне равного пользования. Однако в трех экспериментах с длительным вращением стенда было обнаружено, что один или оба испытуемых, как бы облюбовав себе тот или иной участок коридора, проводят там часть своего сво­бодного времени. В одном из экспериментов первый испытуемый предпочитал, оставив своего напарника в кабине, «уединяться» в ближайшей части коридора, отгороженной от кабины простенком. Другой испытуемый «уединялся» в одном из углов отдаленного конца коридора. Испытуемые, будучи в коридоре, предпочитали не посещать место «уединения» своего коллеги.

Отмеченные нами зоны «интимное убежище» и «интимное хранилище» были сходны по признаку интимности, т. е. тем, что они были связаны с возникновением у субъекта чувства, что лишь он владеет и данным объектом, и тайной его существования. Вместе с тем эти зоны отличались по процедуре пользования ими. В «интимном убежище» субъект размещал себя, свое тело или часть его, испытывая некоторое чувственное переживание, сходное с тем, ради которого дети строят шалаши, уединяются на чердаке или играют под столом, занавешенным простынями, и т. д.

При этом чувство собственного тела сочетается с чувством его защищенности внешней «твердью», что позволяет оргастически расслабиться в ощущении собственной неуязвимости.

Существование «интимного хранилища» создает у субъекта чувство неуязвимости благодаря неизвестности и недоступности для других некоторых его ценностей — материальных (талисман, сувениры, личные драгоценности) или как бы своих воплощений (личные письма, личный дневник и т. п.). Возможность иметь интимный дневник создает даже в условиях длительного вынуж­денного совместного пребывания в общем помещении возмож­ность хоть и мнимого, но уединения, благоприятно разряжающего дистресс скученности (см. также 2.1.11, 2.5.5).

Вот что пишет космонавт СССР В. И. Севастьянов о полете совместно с П. Климуком на орбитальной станции «Салют-4»: «Наряду с общением человеку необходимо уединение, удовле­творение потребности побыть наедине с собой. Как у нас решалась эта проблема? Мы договорились в полете вести дневники, каждый свой, а после полета прочитать вместе. Причем в эти дневники мы заносили только свои мысли, размышления и результаты личных наблюдений. Бывало так, поужинаем и в прекрасном настроении говорим: «Попишем?» — «Попишем». Устраивались кто где — один в кресле, другой за столом — и писали. Это необходимое состояние, когда человек уходит от повседневных общих мыслей и забот. Наш опыт, я думаю, говорит о том, что важно уметь в определенное время и на определенный срок уединиться в своих мыслях. И необязательны для этого разные комнаты, изолиро­ванные отсеки» [Севастьянов В. И., 1979, с. 36]. Ведение личного дневника способствует самовоспитанию, о чем неоднократно сви­детельствует на страницах своих романов Л. Н. Толстой. Можно сослаться и на другие достойные авторитеты.

У некоторых авторов можно найти описание зон личного про­странства и персонализированной территории, имеющих то или иное сходство с зонами межличностной территории, обнаружен­ными нами при стрессе[На11 E. F., 1966].

Сложнейшие взаимопроникновения зон индивидуальных и общественных пространств происходят при долгой производ­ственной изоляции малых групп, тем более, при боевом стрессе в замкнутом пространстве на подводных военных кораблях (на подлодках) [Пеев И. П., 1996 и др.].

В. Дистресс скученности и эустресс сплоченности.

Человек — общественное существо и может жить лишь среди и вместе с себе подобными. Потому пространственный дискомфорт возникает при несоответствии, несбалансированности

нормального (привычного, естественного) соотношения количества людей и величины пространства их проживания. Здесь мы рассматриваем ситуации с избыточностью людей на небольших, замкнутых территориях (Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 314-316; Kitajew-Smyk L. A., 1989, s. 350-352].

При тесноте проживания людей есть ряд особенностей в фор­мировании и развитии персонифицированной территории (ПТ) и личностных пространств (ЛП) каждого человека. Но могут быть разные противоположные эмоциональные и интеллектуальные оценки тесноты. Больше известен, по понятным причинам, ди­стресс скученности. Но нередко у людей, вынужденных совмест­но противостоять неприятностям, опасностям, горю, в тесноте возникает эустресс сплоченности.

Дистресс скученности проявляется у субъектов как чувство дискомфорта, раздражительность, обидчивость, а в ряде случаев в виде агрессивности или отчужденности друг от друга или же в виде самоотчужденности. Из-за скученности появляется неудо­влетворенность качеством и величиной своей ПТ, склонность к агрессивному уточнению ее границ, повышенная чувствитель­ность к посягательству на нее (рис. 30). В связи с этим могут возникнуть чувство ущемленности и тенденция к увеличению своей ПТ, стрессовая раздражительность, либо, напротив, склон­ность к чрезмерной замкнутости в рамках собственной ПТ, или пренебрежение к ней (пренебрежение к порядку в квартире, на рабочем месте, пренебрежение к одежде, гигиене тела и т. п.).

При развитии дистресса скученности с усилением концепта ПТ (представления о ближайшем пространстве, на которое чело­век имеет преимущественное право владения), сочетающимся с негативными эмоциональными реакциями в адрес окружающих людей, уменьшается субъективная значимость групповой терри­тории (ГТ) (коллективного пространства). В данном случае можно видеть взаимоусиление проявлений стресса и концепта ПТ. Чем более неблагоприятны проявления дистресса, тем больше чувство дискомфорта от скученности.

Помимо указанной, при стрессе может быть и другая схема соотношения проксимических переменных. При стрессе из-за тес­ноты проживания возможно возрастание чувства коллективизма, сплоченность в борьбе против стрессогенных факторов. Более того, при крайних формах дистресса и скученности в фашистских лагерях действенный путь к выживанию и спасению шел через сплочение узников, отличающихся высокими моральными, этическими и социальными нормами. Такие позитивные трансформации эмоций и сознания в экстремальных ситуациях, отягощенных теснотой проживания людей, либо во время противостояния внешнему врагу (безо всякой тесноты) — это эустресс сплоченности.

При таком эустрессе часто уменьшается субъективная значимость персонифицированной территории. Для субъекта более значимой становится коллективная групповая территория (рис. 40). Эустресс сплоченности проявляется, в частности, в чувстве социально-психологического комфорта, в возникновении взаимной симпатии, дружественности к окружающим. При этом в общении могут преобладать самоотверженность, солидарность. Самоуглубленность в труде может сочетаться при таком эустрессе с чувством (в той или иной мере осознаваемым), что работа дела­ется на благо коллектива (общества, семьи, клана, банды).

Проксимические переменные при этом могут характеризоваться удовлетворенностью своей ПТ как частью групповой (коллективной) территории, уменьшением значимости и размыванием границ ПТ. При этом усиливается чувство ответственности за групповую территорию, возникает склонность к передаче части ПТ в групповую территорию, усиливается осознание значимости последней. Самоосознание себя как личности наполняется спонтанным чувством дружественности к членам своей семьи (группы, клана, коллектива), ощущение сопри­частности с общими целями и радостью понимания общих задач.

Заметим, что в преступных группировках эустресс сплочен­ности всегда омрачен страхом. Во-первых, перед легитимными правоохранительными органами это боязнь возмездия за пре­ступления свои и групповые (она может и бодрить). Во-вторых, боязнь наказания другими членами своей же банды, т. к. ведущее психологическое чувство членов любой преступной группиров­ки — «я боюсь тебя, ты боишься меня». Оно опосредовано, ка­залось бы, неощущаемым страхом перед возмездием со стороны законопослушного общества. Этот первичный страх право­нарушителя непрерывно генерирует вторичный его страх — боязнь предательства сотоварищами-бандитами и опасность их подозрений «меня в том, что я их предал».

При творческой самоуглубленности субъекта во время его деятельности может происходить своего рода слияние образов персонифицированной и групповой территории. Следует разли­чать схему эустресса, описанную выше, в которой рассмотрено возрастание субъективной значимости групповой территории (и соответственно увеличение чувства сплоченности), от эустрес­са, способствующего усилению чувства значимости ПТ, личной собственности. Таким образом, как при дистрессе скученности, так и при эустрессе сплоченности может возрастать субъективная значимость персонифицированной либо групповой территории (личного либо группового пространства). Однако возможно и слияние их.

Экстремальность скученности, либо сплоченности, может проявлять и усиливать антиномию: духовность — телесность. Сплоченность, не умаляя негативных ощущений стесненной телесности, сохраняет и возвышает духовность людей с опорой на свободу самоопределения и воли. При скученности телесный дискомфорт преобладает; дистресс усиливается индивидуализа­цией людей с возрастанием взаимной агрессивности, с умалением традиционной этичности. При этом важную роль играют социо­культурные нормы (исторические, этнические, семейно-бытовые) человеческой телесности [Быховская И. М., 1993].

Проектирование помещений для длительного изолированного или совместного пребывания людей следует производить, преду­сматривая формирование оптимальных соотношений разных функциональных зон межличностной территории. Размещение личных вещей, зоны сна, отдыха, возможные траектории переме­щения людей в помещении и т. д. должны планироваться с учетом их характеров, индивидуальных склонностей.

Г. «Вторжение» на межличностную территорию при хроническом дистрессе. Стрессогенное ощущение «скученности», обусловленное чрезмерно близким длительным соседством с другими людьми, создается не только однообразием информационного обмена, «публичностью», вынужденным сужением персонифицированной территории (ПТ), но и «вторжением» соседей в нее [Китаев-Смык, Л. А., 1983, с. 316— 319]. Поэтому показателями дистресса при «скученности» могут быть не только отчеты людей об ощущениях дискомфорта и переживаниях стесненности, но и их характеристики своего отношения к «вторжению» на ПТ. Эмоциональное напряжение может возрастать как при вторжении соседа на ПТ субъекта, так и при «вторжении» субъекта на ПТ соседа.

Во время наших экспериментов на наземном имитаторе межпла­нетного корабля (на стенде «Орбита»), какуказывалось выше, каждый испытуемый мог отличать зоны персонифицированной и межличност­ной территории. Последняя являлась результатом как бы взаимопро­никновения персонифицированных территорий людей (испытуемых), длительно живущих в условиях скученности. Зоны, расположенные ближе к «центру» своей территории, т. е. проксимальные, располо­женные ближе к «центру» чужой,— дистальные (рис. 38).

Отношение испытуемых к «вторжению» исследовалось в пяти экспериментах с длительным вращением стенда «Орбита» со ско­ростями 24 и 36 град. / с. В каждом эксперименте «экипаж» стенда состоял из двух человек. На основании регулярных опросов обоих испытуемых в ходе многосуточного эксперимента определялась их межличностная территория. Одному из них предлагалось оцени­вать по пятибалльной шкале свои переживания, возникающие при «вторжении» напарника в «его зоны», а также при его собственном «вторжении» в зоны, «принадлежащие» напарнику.

до	5 10 15 3
до	Вращение 36 град/сек после
Скученность

Рис. 41. Динамика изменений субъективных ощущений при «втор­жении» на межличностную территорию во время развития длительного дистресса:

I— чувство дискомфорта у испытуемого А при «вторжении» в зону его диминирования (зону «в{») испытуемого Б; II — чувство дискомфорта у ис­пытуемого А при его «вторжении» в зону доминирования испытуемого Б (зону «e»). N — чувство дискомфорта в баллах; t — время — число суток (двое суток до вращения. 15 суток вращения с угловой скоростью 36 град/с, трое суток после вращения)

Вот пример пятибалльной шкалы оценки отношения к «втор­жению» на персонифицированную территорию и ощущаемого при этом чувства дискомфорта.

1. Не замечаю соседа, безразличен к его действиям.

2. Невольно обращаю внимание на действие соседа, эмоциональ­ных переживаний при этом не замечаю.

3. Действие соседа вызывает мое пристальное внимание, насто­роженность; чувствую неприятное раздражение, войдя на его территорию.

4. Действия соседа (или свои) вызывают сильное неприятное чувство внутреннего напряжения.

5. С трудом сдерживаюсь (или не сдерживаюсь), чтобы не сделать резкого замечания соседу за его «некорректные» действия; испытываю очень неприятное эмоциональное на­пряжение, вторгаясь на его территорию.

Было обнаружено, что до начала вращения, на протяжении первых двух суток совместного обитания испытуемых, когда в рамках межличностной территории. Указанному периоду раз­вития стресса (кинетоза) соответствовало возрастание чувстви­тельности испытуемых к такому «вторжению». Возникающее при этом чувство дискомфорта достигло максимума у испытуемого А на 7—10-е сутки вращения (рис. 42). Следует отметить, что в период нарастания эмоционально негативной окраски общения у испытуемого А возникали более дискомфортные переживания при «вторжении» соседа в его «зоны» межличностной территории, чем тогда, когда он сам «вторгался» к соседу. Напротив, когда указанные дискомфортные реакции при общении стали умень­шаться (начиная с десятых суток вращения, т. е. за пять суток до его окончания), этот испытуемый ощущал более неприятные чувства, когда он сам вынужден был находиться в зонах межлич­ностной территории», «принадлежащих» соседу, чем тогда, когда последний «вторгался» к испытуемому А. Указанный феномен может обсуждаться с позиции концепции, дифференцирующей внутреннюю и внешнюю «точку опоры» [Rotter J. В., 1966].

Рис. 42. Субъективная оценка вторжения в разные зоны межлич­ностной территории на 5-7-е сутки развития дистресса: I — чувство дискомфорта у испытуемого А при «вторжении» на его межлич­ностную территорию испытуемого Б; II — чувство дискомфорта у испытуе­мого А при его’«вторжении» на межличностную территорию испытуемого Б; а-к — зоны межличностных территорий испытуемых А и Б. N — чувство дискомфорта в баллах.

Уменьшение дискомфорта от «вторжений» на межличностную территорию, имевшее место к концу эксперимента, вероятно, связано с нарастанием эмоционального напряжения из-за ожи­дания завершения эксперимента. Видимо, играло роль также увеличивающееся чувство удовлетворенности испытуемых тем, что эксперимент заканчивается благополучно и оба испытуемых успешно выдержали действовавшие на них стресс-факторы, «дер­жались молодцами».

После прекращения пятнадцатисуточного вращения, когда испытуемые продолжали жить в кабине уже стабильного стенда «Орбита» случаи «вторжения» на межличностную территорию становились практически эмоционально не значимыми для них. Причины этого, видимо, следующие.

Во-первых, реадаптация к стабильной, без вращения простран­ственной среде сопровождалась кратковременными, но сильно выраженными дискоординацией движений и головокружением. Это создало эффект как бы переструктурирования простран­ственной среды после остановки вращения, что могло повлечь за собой «разрушение» в какой-то мере концепта межличностной территории, сформировавшегося во вращающемся стенде. По­сле остановки вращения пространство кабины воспринималось испытуемыми двояко: как привычное, свое и вместе с тем как непривычное — чужое.

Кроме того, во-вторых, субъективно неприятные симптомы кинетоза (слабые проявления некоторых из них сохранялись до конца вращения) после прекращения вращения как бы отодвига­лись в прошлое. Вместе с этим уменьшилось происходившее во время вращения «вытеснение» (из сознания испытуемых) непри­ятных переживаний кинетоза. Менее значимой стала вся гамма дискомфортных явлений, с которыми ассоциировалось внутрен­нее пространство стенда в ходе вращения. Это способствовало «отчуждению» этого пространства с минимизацией концепта персонифицированной территории, т. е. своего рода вторичное «вытеснение» из сознания сохраняющихся «спутников» исчез­нувшего неприятного самочувствия.

Приведенные данные свидетельствуют о том, что в условиях «скученности», тем более когда дистресс, вызываемый этим фактором, усилен еще каким-либо дополнительным стрессором; вся территория обитания оказывается вошедшей в личное про­странство людей. Их личные пространства как бы наслаиваются друг на друга, взаимопроникают, тесня друг друга.

Стресс, возникающий при жизнедеятельности в ограничен­ном малом пространстве кабины, меняет отношение субъекта к внутрикабинному и внекабинному пространству.

Мы не рассматриваем здесь отражения в психических про­цессах при стрессе внутренней среды человека и его отношения к ней.

При стрессе увеличивается актуальность чувственно воспри­нимаемой внутрикабинной среды. Возрастает ее субъективная ценность: положительная — как средства, поддерживающего жизнедеятельность субъекта, отрицательная — из-за того, что малый объем кабины ограничивает естественную потребность субъекта в освоении необходимого и достаточно большого внешне­го пространства. В большинстве случаев для субъекта, длительно находящегося в небольшой кабине (камере), сильно возрастает отрицательная ценность внутрикабинной (внутрикамерной) среды, значительно превышающая положительную ее ценность. Это становится неприятным и может побуждать к попыткам раз­рушить ограничивающие субъекта факторы во внешней среде или «замещающие» их факторы (отказ от участия в сурдокамерном эксперименте, побег из тюрьмы ит. п.) либо — свою внутреннюю среду (суицид либо «побег в болезнь») (см. также 5.1.4).

При этом внекабинная среда, недоступная для испытуемого (и для тюремного узника), становится призрачной и желанной. Иными словами, ее субъективная ценность как реальности про­грессивно уменьшается, а как желаемого объекта — возрастает. При достаточно длительном пребывании в изоляции субъективно представляемая реальность внешней среды может столь умень­шиться, что это приведет к уменьшению ее ценности как желае­мого объекта. При этом интересы человека оказываются сосредо­точенными во внутрикабинной (в тюремной) среде, внекабинная среда все меньше актуализируется в его сознании. Отдельные напоминания о ней могут вызывать приступы ностальгии и даже враждебности к тем, кто напоминает о «жизни на воле».

Д. «Совместимость» членов изолированной группы.

Одним из важных факторов, определяющих субъективную ценность пространства (положительную или отрицательную), является знание человека о присутствии в нем людей. При этом актуализируются также такие сопоставления, как «я и они», «я и мы», «мы и они» и т. п. [Китаев-Смык Л. А. 1983, с. 320-322].

Рис. 43. Схематическое изображение «привычной целостности» человеческой популяции (М):

Психологически-комфортные условия (в плане «совместимо­сти» членов малой группы) обеспечиваются не столько подбором членов группы по психологическим параметрам, сколько компен­сацией комплекса информации, деформированной в условиях изоляции, и той информации, которой лишен член изолированной группы. Видимо, для уменьшения дистресса от изоляции инфор­мация, поступавшая ему ранее (до изоляции) от окружавших его людей (знакомых и незнакомых) и от привычной экологической среды, в условиях групповой изоляции должна восполняться. Уменьшение (и отсутствие) информации должно максимально полно компенсироваться за счет его деятельности, за счет потока информации от остальных членов

1 — «первичный» субъект; 2, 2′ — его знакомые; 3. 3′ — их знакомые, с ко­торыми «первичный» субъект не знаком, и т. д.

изолированной группы и за счет информации, специально подаваемой членам группы. Последняя призвана компенсировать отсутствующую полноту потока ин­формации о привычном человеческом множестве и о привычной экологической среде. Под информацией о привычном множестве людей мы понимаем воспринимаемую субъектом информацию, исходящую от множества лиц, так или иначе соприкасающихся с ним в процессе жизни, как знакомых, так и незнакомых (рис. 43). Эти лица несут данному субъекту (первого порядка) информацию, воспринятую ими (как субъектами второго порядка) от круга лиц, с которыми они соприкасаются в свою очередь (т. е. от субъектов третьего порядка), и т. д.

Каждому субъекту от окружающих его лиц поступает инфор­мация, как на осознаваемом, так и на неосознаваемом уровнях, причем как в виде условных, знаковых данных, так и в виде об­разной и безусловной информации. Оба ее вида включают в себя: сведения, активно генерируемые окружающими лицами об их личностных особенностях, в частности тех особенностей, которые сформировались под действием информационных, экологических и других влияний, воспринятых этими людьми не только в послед­нее время, но и на протяжении прошлой жизни.

Проблема совместимости практически не возникает (исклю­чая житейское понимание этого слова), т. е. может стихийно разрешаться, при условии поступления к субъекту информации от какого-то минимально потребного для него круга лиц (и среды обитания), опосредующих, в свою очередь, информацию от ми­нимально потребного для каждого из них круга лиц и их среды обитания, текущая информация от которых опосредованно до­стигает данного человека. Видимо, можно говорить и о ее текущем объеме, минимально достаточном для обеспечения социально-комфортного состояния человека. Объем информации от окру­жающей его социальной и экологической среды, минимально необходимый для субъекта, зависит от индивидуально привычной ее величины. Она больше для жителя большого города, чем для жителя села [Стенько Ю. М., 1978, 1981 и др.]. Элементы этой минимально необходимой человеку информации могут быть в той или иной мере заменимыми. Надо полагать, теоретически возможна совместимость любого числа любых людей, т. е. воз­можно создание для них социально-психологического комфорта при условии поддержания минимально полной информации о минимально достаточном множестве людей и о привычной для них экологической среде.

При отсутствии полноты состава указанного множества, т. е. в небольшой изолированной группе, совместимость людей может быть достигнута путем замещения дефицита информации от «не­достающих» членов этой группы намеренно вводимой в группу информацией. Естественно, за счет адаптационных способностей личностей при групповой изоляции возможно до какого-то уровня уменьшение объема (минимизация) информации от «недостающе­го» минимально достаточного количества людей. Пределы этой минимизации должны определяться той или иной допустимостью неизбежного при этой минимизации изменения личностей в изолированной группе. Эти изменения личностей и нарушения общения (терпимые или нетерпимые) — «плата» за дефицит ин­формации, поступающей в изолированную малую группу.

Изложенные выше данные свидетельствуют о том, что острый стресс, возникающий при внезапном «вторжении» в личное про­странство, в значительной мере обусловливается «субъективной невозможностью» такого вторжения. Хронический стресс (при действии скученности в непрерывно вращающейся кабине) повышал острый стрессогенный эффект вторжения в личное пространство, выступавший в данном случае как «субъективная возможность» неблагоприятных последствий.

Присутствие людей является ценностным фактором среды. Анализ экспериментальных данных свидетельствует о том, что положительная или отрицательная ценность этого фактора обус­ловливается психологической установкой субъекта на дружест­венность или на враждебность окружающих людей и склонностью самого субъекта к агрессивности или к дружественности. Можно полагать, что скученность приобретает стрессогенный эффект, приводящий к «несовместимости» людей, за счет изменения при скученности потока информации от привычного для субъекта множества людей и от привычной экологической среды.