Первые фундаментальные социологические исследования западных авторов были вызваны такими чрезвычайными явлениями, как рост числа самоубийств, алкоголизма, преступности. Названные в последующем проявлениями эмоционального стресса, эти атрибуты развития общества потребовали тщательного анализа. Дюркгейм в своей книге «Самоубийство» показал, что процент самоубийств детерминируется степенью интеграции социальных структур — будь то церковь, семья, политическая партия, государство и т. п. [Durkheim Е., 1951; Дюркгейм Э., 1998]. Вместе с тем, определяя причины учащения самоубийств, он делает акцент на «психологической конституции» человека, которая, по его словам, «требует цели, стоящей выше его». В слабо интегрированном обществе такая цель отсутствует и, как полагает Дюркгейм, «индивид, обладающий слишком острым восприятием самого себя и своей ценности… стремится быть своей собственной единственной целью, а поскольку такая цель не может его удовлетворить, он влачит апатичное и безучастное существование, которое впредь кажется ему лишенным смысла» [Durkheim Е., 1951, с 38]. На такую смену акцентов указывает А. Инкельс [Инкельс А., 1972].
В другом исследовании той же проблемы А. Ф. Хенри и Д. С. Шорт [Henry A. F., Short J. F., 1954] рассматривают самоубийство и убийство как акты агрессии, различающиеся по направленности выражения агрессии: при суициде она обращена на себя, при убийстве — вовне. Авторы, затушевывая сущность самоубийства, как акта отчаяния, направленного на прерывание жизненной активности, усматривают в качестве ведущего звена суицида активность и даже якобы агрессивность, необходимую, чтобы его совершить. Ряд авторов утверждают, что социальная структура общества и личность должны рассматриваться как независимые, хотя и взаимодействующие переменные, оказывающие каждая свое влияние на ход социального процесса [ Kardiner А., 1978 а, б].
Основную причину возникновения «стресса жизни» они видят в том, что, стремясь к удовлетворению своих биологических и социальных потребностей, индивид сталкивается с тем, что социокультурные изменения, слишком быстрые для абсорбирования, становятся основанием для «болезней стресса». Так, Доротея Лайгтон справедливо указывает, что важнейшей причиной социального стресса становится «внешнее блокирование цели». Вместе с тем она редуцирует комплекс основных причин социального стресса до якобы фатального несоответствия возможностей человека адаптироваться к чрезмерно быстрым темпам социокультурных изменений. Реакция индивида на лишение его возможностей самопроявления — «это еще больше стараться достигнуть цели, замещать другим предметом недостижимый, сдаться (прекратить борьбу) и продолжать стремиться к цели, но с развитием вызывающих стресс ментальных и физических симптомов» [Leighton D. C., 1978, с.33]. Предотвращение стресса жизни лежит, как считает Д. Лайгтон, на путях улучшения службы здравоохранения и гуманизации общества. В этом, казалось бы, справедливом суждении скрыт оппортунистический смысл, который понимают многие на Западе. Приравнивание политических методов коррекции социальных условий, порождающих стресс, к психолого-психиатрическим методам их предотвращения и лечения, как указывает X. Феер, притупляет остроту проблемы. Психолого-психиатрическое снижение проявлений социального дистресса не уничтожает, а затушевывает его социально-политические причины. В связи с этим X. Феер поднимает вопрос о моральности психиатрических методов борьбы со стрессом.
Было показано, что социально-психологический стрессор характеризуется, в частности, изменением субъективной значимости общественного мнения для субъекта. Для одних его значимость при «социальном давлении» возрастает, для других может снижаться. Направленность этих изменений зависит, в частности, от оценки субъектом взаимоотношений в группе, т. е. психологического «климата» [Pichevin М. Е., Rossignol С, 1975/1976].
Изменение субъективной значимости окружения при стрессе находится в зависимости от уровня выраженности и динамики изменений таких показателей личности, как «место опоры» при оценке ситуации, степень невротизма и интро-, экстраверсии, тревожности, циклоидных колебаний настроения и т. п. Субъективная значимость ситуации находится в сложной, нелинейной зависимости от интенсивности и продолжительности стресса. Важным фактором в определении направления изменений отношения к мнению окружающих при кратковременном стрессогенном воздействии того или иного рода является исходная, возникшая до стресса оценка субъектом отношения к нему. Социальная «поле-зависимость» при неподтверждении при стрессе имевшихся до него «полесигналов» свертывается (уменьшается), снижается поведенческая aKTHBH0CTb[EysenckH. J., 1975]. При доминировании социально-психологических проявлений стресса обращение субъекта к общественному мнению увеличивается. У экстерналов это может проявляться в виде усиления опоры на окружающих, у интерналов — в попытке увеличения психологического давления на них. При доминировании в экстремальных условиях интеллектуальной активности (как проявления стресса) экстравертивная ее форма увеличивает субъективную значимость общественного мнения, интравертивная форма — снижает [Eysenck H. J., 1975 а, б, и др.]. Широко обсуждаются изменчивость и управляемость состояния тревожности. Райтменом в эксперименте было показано, что у ряда субъектов тревожность снижается в присутствии других людей. Однако П. Спектор и Ф. Зайсфрунк[5ресіог Р. Е., Sistrunk F., 1978] не подтвердили «всеобщности» его выводов. В их экспериментах снижение в присутствии других людей тревожности в ожидании шокового воздействия (ситуационной тревожности) возникало только как результат отвлечения внимания обследуемых. Видимо, влияние окружающих лиц на тревожность характера является значительно более сложно дифференцированным явлением.
Были высказаны по меньшей мере две альтернативные гипотезы относительно влияния поддержки со стороны лидера рабочей группы и товарищей по группе на проявление «производственного» стресса. Согласно первой гипотезе, стрессогенные факторы и поддержка не зависят друг от друга, т. е. каждый из этих факторов оказывает прямое влияние при стрессе на такие психологические феномены, как удовлетворение деятельностью, самооценка и т. п. Вторая гипотеза предполагает, что поддержка препятствует возникновению стресса. Исследования, проведенные на группах моряков военно-морского флота США с регистрацией таких эффектов социально-психологического синдрома стресса, как «ролевая неопределенность (двусмысленность)», «ролевой конфликт» и т. п., показали большую правомерность первой гипотезы [La-Rocco I. M., Jones А. Р., 1978]. Если расценивать эти данные как заслуживающие доверия, то следует считать, что социальная «поддержка» в группе, работающей в стрессогенных условиях, не снижая выраженности стресса, способствует «переводу» его неблагоприятных проявлений в благоприятные, т. е. дистресса в эустресс.
В исследованиях психологии стресса можно выделить ряд направлений, отличающихся методическими подходами к исследованию реакций при стрессе. На протяжении ряда лет широко использовалось определение социальной интроверсии-экстраверсии с помощью опросника Айзенка [Eysenck H. J., 1975]. Этот метод ассимилирует методологические основы гештальтпсихологии, интерпретируя их в социально-психологическом смысле. При этом в качестве «фигуры» выступает внутренний мир субъекта, в качестве фона — его социальное окружение. Еще более близки к методам гештальтпсихологии исследования так называемой социальной полезависимости. Они проистекают из сопоставлений индивидуальных показателей сенсорной полезависимости индивида с его представлением о себе в социальном окружении [WitkinH. A., 1962].
Сходные методологические принципы легли в основу метода определения «точки опоры» субъекта при организации и выполнении им своих социальных действий: на себя, на свои силы или же на окружающих людей, на внешние события. Этот метод, предложенный Роттером [Rotter J. В., 1966], в последующие годы стал популярным среди исследователей социально-психологических и социальных факторов стресса, т. е. так называемого стресса жизни. Широкое распространение получило использование в психологических исследованиях дифференцированного определения двух видов тревожности: «тревожности характера» и «ситуационной тревожности», предложенное Шпильбергером [Spielberger CD., Gorsuch B. L., Lushene R. E., 1970]. Этот метод является примером привлечения к психологическим исследованиям медицинских и психоаналитических принципов.
Несмотря на несомненные успехи социально-психологических исследований общественного поведения человека при действии на него социально-психологических стресс-факторов, проблема «личность при стрессе» не решена. Наряду с очевидным прогрессом в изучении индивидуальных особенностей человека при стрессе в литературе по проблемам стресса возникали все новые малорезультативные подходы к анализу структуры межличностных отношений людей, все новые фрагментарные оценки особенностей взаимодействия людей при «социальном давлении». Однако частные успехи не приближали к осмыслению глобальной проблемы «стресса жизни» и тем более в разработке методов предотвращения стресса, вызываемого «социальным давлением» Причины такого своего неуспеха теоретики психологии видели: 1) в исключительной сложности и разнообразии индивидуальных особенностей человека, мобилизуемых для защиты от социальных экстремальных факторов; 2) в постоянном и сравнительно быстром изменении сложнейшего конгломерата факторов среды (социальных, биологических, физических и т. п.), действующих на людей в современном обществе. Такая методологическая установка побуждала большинство исследователей все более детализировать изучаемые особенности личности, а также постоянно модернизировать методики исследований.
Социальные психологи анализировали преимущественно негативные социально-психологические проявления стресса, т. е. социальной активности, ведущей кдеструкции группы, коллектива. Уродливые и парадоксальные проявления таких тенденций можно усмотреть в возникновении антиобщественных групп: уголовных, фашиствующих. Их активность приводит к разобщенности и дегуманизации общества. Аморальность кодексов, уставов, лежащая в основе формирования этих групп, создает специфическую, клановую, гангстерскую, «воровскую» сплоченность.
Для изучения психологических феноменов общения (особенно наглядно проявляющихся при стрессовом изменении общения) могут быть использованы методологические принципы разных психологических направлений [Китаев-Смык Л. А., 1978; Фран-кенхойзер М., 1970 и др.].
Изменения общения при стрессе могут возникать как при действии на человека физических, физиологических стрессоров так и в результате контактов с людьми, характер общения которых изменен стрессом. Целесообразно использовать три уровня ана лиза изменения общения как субсиндрома стресса [Ломов Б. Ф 1975]. Первый (мегауровень) должен охватывать анализ взаи модействия людей на протяжении больших отрезков времени сопоставимых с продолжительностью жизни поколений, с учетом так называемого «стресса жизни», т. е. изменения особенностей личностных характеристик и показателей здоровья, возникающих под влиянием длительных социальных, биологических и физи ческих стрессоров, действующих локально на группу людей или на широкие слои населения. Второй (метауровень) относится к анализу отдельных актов общения людей при стрессе с учетом их индивидуальных, профессиональных и т. п. особенностей, а также с учетом специфики стресс-факторов. Третий уровень анализа (микроуровень) должен относиться к изучению отдельных, сопряженных элементов общения при стрессе, раскрываемых специальными методами исследования (психофизическими, инженерно-психологическими и т. п.).
Особенности общения при стрессе могут так или иначе проявляться на разных этапах развития стресса как важный элемент адаптационно-защитных ответов индивида на экстремальность ситуации. Взаимодействие совокупности людей при стрессе должно создавать более эффективный защитный потенциал, чем антистрессовый потенциал отдельного человека. Стрессовые изменения общения вплетаются в структуру жизнедеятельности, поведения, рабочей активности людей. Однако они могут и отрицательно, и положительно влиять на психологический климат коллектива, на производительность труда, на успешность преодоления экстремальных ситуаций, на самочувствие и здоровье людей. При разработке мер овладения стрессом необходимо, учитывая конкретные, частные факторы, базироваться на анализе общих закономерностей стресса.
РЕЗЮМЕ
Генеральные закономерности социально-психологического субсиндрома стресса проистекают из того, что каждый человек, как элемент человеческой популяции, является воплощением противоречия между личным и общественным. Человек не может стать «человеком разумным» вне человеческого общества. Взращенный, обученный, воспитанный людьми, он переживает глубокий дистресс при недостатке общения. Однако превышение эволюционно установившихся норм скученности людей также вызывает дистресс. И в том, и в другом случае дистресс, стабилизируя нормы общественного существования, может способствовать развитию общественных взаимоотношений, но и деформировать их. Психологическая сущность человека, как существа общественного, требует от него претворения в жизнь альтруистических тенденций. Однако ни один человек со своим индивидуальным сознанием не может полностью отрешиться от эгоистических мотивов. Постоянное уравновешивание этих двух тенденций является источником многочисленных проявлений стресса (эустресса, дистресса), в свою очередь ведущего к прогрессу или регрессу личности.
Половая дифференциация людей и обусловленная ею необходимость общения — одна из ведущих сил, побуждающих к социализации человека, вместе с тем это источник ярких проявлений эмоционального стресса. Сожалею, что судьба не вела меня по путям изучения «сексуального стресса» и рекомендую читателям обширную научную литературу по этой тематике, хотя полнее и достовернее «стресс любви»описан (с анализом и рекомендациями) в классической художественной литературе. Следует обратить внимание на не только русских, европейских, американских, но и на китайских, иранских, арабских и африканских авторов.
Другой важной силой, организующей людские сообщества, принято считать агрессивность индивидуумов, малых групп, больших политических сообществ и даже якобы народов и государств. Не углубляясь в эту проблему, я попытался в пятой главе упорядочение изложить результаты анализа собственных наблюдений непосредственно в зоне боев в ходе так называемых чеченских войн в конце XX и начале XXI в. Уверен, уникальная возможность изучать психологию и некоторые социальные феномены по обе стороны «линии фронта» способствовала объективизации моих суждений. Благодарен конкретным людям, создававшим мне возможность проводить психологические исследования в конфронтирующих боевых подразделениях. Понимая, что абсолютно объективная оценка военных конфликтов невозможна, все же надеюсь, что мои наблюдения и суждения смогут использовать (с хорошими намерениями) исследователи и организаторы военного стресса.
Приступая к переработке этой главы, первично опубликованной четверть века назад [Китаев-Смык Л. А., 1983], я был удивлен тем, как мало публикаций на русском языке было посвящено проблеме «выго-ранияличности», «выгорания души». Благодаря молодому энтузиазму К. Маслач, обозначившей этот феномен в 70-80-е гг. прошлого века, многочисленными учеными в западных странах было детально (но ие исчерпывающе!) изучено это своеобразное проявление «стресса общения». В России ему уделила должное внимание только группа ученых, работающих в системе МВД над проблемой купирования профессиональной деформации личности сотрудников этой системы Для привлечения внимания к проблеме «выгорания» мной описаны в этой главе результаты ранних исследований этого феномена, предпринятых К. Маслач и ее последователями, а также некоторые работы психологов МВД, проведенные под руководством профессора, полковника М. И. Марьина. Хочу обратить внимание нового поколения наших психологов на то, что «выгорание» — чрезвычайно актуальная проблема современной России.
Наиболее тяжкий стресс (дистресс) возникает при ограничении как физического пространства обитания людей в тюрьмах, коншгагерях, в тесных квартирах городских трущоб, так и при ограничении душевного, духовного «пространства» цензурой, репрессиями тоталитарных автократических режимов. Первой из этих проблем были посвящены мои экспериментальные исследования, описанные в книге «Психология стресса» (Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 297-304]. В дополненном виде они включены в эту монографию.
Я был удивлен большим вниманием к моему изучению стресса в ограниченном пространстве имитатора космического корабля. За последние двадцать лет на основе результатов этих экспериментов проведено много исследований и внедрений разными авторами. Они касались не только космической тематики, но и квартирного, и коттеджного строительства, организации сценического пространства и «заэкранного» пространства в телевидении и кино и даже тюремного содержания преступников.
Вторую проблему — ограниченности духовного пространства — по понятным причинам я не обсуждал в 70—80-х гг. Но и в данной, дополненной главе я не касаюсь ее, во-первых, из-за крайне ограниченного доступа к конкретным сведениям о политико-психологических преобразованиях в нашей стране и за ее рубежами, во-вторых, оставляя обсуждение этой проблемы политическим психологам.
Участвуя в организации общественных взаимоотношений, человек вынужден по возможности полнее учитывать общественные, популя-ционные тенденции развития взаимоотношений. Однако неспособный полностью отрешиться от индивидуальных позиций понимания бытия, человек должен использовать коллективный опыт, воплощающийся в продуктивных общественных нормах и традициях. Можно полагать, темпы их формирования отстают от темпов развития современного индустриального и постиндустриального общества, при этом могут возникать скороспелые, непродуктивные нормы и традиции жизни, они становятся причиной нынешних «болезней стресса». Создание современного глобального управления, планирования и прогнозирования (на базе современных технологий) различных сторон жизни человеческого общества должно учитывать многогранность и не всегда полезную лабильность психической сущности человека.