РОЛЬ МИГРАЦИИ И ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ В ФОРМИРОВАНИИ СЛАВЯНСКОГО ЭТНОСА

Исторические судьбы трех поначалу разных народов — русов, словян, венедов оказались настолько тесно переплетены, что в районе Восточной Европы они со временем стали представлять собой своеобразное единое целое. Процесс объединения (ассими­ляции) проходил на основе славянского элемента, но этнические различия сохранялись еще довольно долго, в частности, эти разли­чия отразились в «Повести временных лет». Единое целое трех народов стало основным компонентом формирующейся в ІХ-ХІ вв. древнерусской народности. В то же время наличие различных этно­сов в немалой степени повлияло на форму и характер государства Киевской Руси и народа, населявшего его территорию.

В настоящее время большинство народов Европы говорят на индоевропейских языках. Само название этой группы языков ука­зывает на районы их древнего распространения — Европа и Индо­стан. Долгое время индоевропейские племена занимали также территорию Средней Азии, значительную часть Малой и Передней Азии. В свою очередь, в Европу проникали или в ней сохранялись и племена, говорившие на иных языках. Остатком очень древнего неиндоевропейского населения являются проживающие в Испании баски. На северо-востоке Европы издревле жили племена, гово­рившие на языках уральской группы, позднее угро-финские племе­на. К последним в настоящее время относятся финны, карелы, ко­ми, марийцы, мордва, а в Центральной Европе — венгры, пришед­шие сюда из Предуралья в конце IX в. Около начала нашей эры в степи Причерноморья начали проникать с востока также тюркские племена, часто смешанные еще на востоке с уральскими и индоев­ропейскими племенами.

Вопрос о времени зарождения больших языковых групп племен остается спорным, поскольку до конца еще неясны закономерности языкового и социального развития в ту отдаленную эпоху. Можно сказать лишь, что они тесно связаны между собой. Как правило, интенсивность социального развития ускоряет и языковые измене­ния. Но воздействуют и иные факторы. Так, выделение особых диалектов неизбежно, если племена занимают обширные террито­рий. Контакты же с племенами иных языков еще более ускоряют обособленность. С другой стороны, многое зависит от прочности племенного строя. В отдельные периоды привязанность к племен­ным традициям сильнее, нежели связь с занимаемой территорией. На одной и той же территории могли долгое время удерживаться различные племена, не смешиваясь друг с другом.

Можно отметить и еще одну закономерность. Очень часто тра­диции (и в том числе язык) лучше сохраняются у отколовшейся части этноса. Особенно прочными они могут оказаться в изоляции (например, где-нибудь на острове). Изолированность может быть достигнута и искусственным путем: население держится своей тра­диционной общины либо потому, что на ее права покушается ка­кое-то большинство, либо потому, что община обеспечивает своим членам определенные преимущества.

Древнейшие эпохи жизни человечества доступны пока главным образом археологии и антропологии, в меньшей части лингвистике (в основном названия рек и других местностей) и этнографии. Письменная история народов начинается с эпохи становления классового общества и государств, хотя в историко-географические сочинения обычно попадают и народы, еще не вступившие в эту стадию.

Первым народом Северного Причерноморья, известным по письменным источникам, являются киммерийцы. Киммерийцы совершали походы в Переднюю и Малую Азию. Они участвовали в сокрушении Трои в знаменитой Троянской войне (XIII или XII в. до н. э.), то есть выступали уже в то время союзниками греческих городов, видимо, будучи заинтересованными в торговле с ними. В VII в. до н. э. киммерийцы были вытеснены из Причерноморья пришедшими с востока скифами. Разные источники сохранили све­дения об отступлении киммерийцев в Малую Азию, Кавказ и в За­падную Европу по дунайской долине. Проникали киммерийцы в Западную Европу и раньше.

Археологические следы пребывания в Западной Европе кимме­рийцев обнаруживаются в разных местах от Италии и Южной Франции до северо-запада Европы. Можно ли связать киммерий­цев с каким-либо позднейшим европейским этносом? Ответа на этот вопрос пока нет. В античных сочинениях встречались утвер­ждения об общности происхождения киммерийцев, кимеров — од­ного из ответвлений кельтов (в настоящее время это название со­храняется за уэльсцами) и кимеров, живших на рубеже нашей эры на севере Шотландского полуострова. В ирландских сагах сохрани­лась версия, что эта группа кельтского населения вышла «из Ски­фии», с территории между «Красным» (так называется в сагах Чер­ное море) и Каспийским морями, причем идет это население на запад на протяжении многих поколений берегами Средиземного моря до Испании, а затем уже переселяется в Ирландию. Предания о переселении из Восточной Европы были известны и еще одной группе кельтского населения — проживавшим в Шотландии пиктам. На севере Европы у норманнов сохранялись предания о «цветущей Азии». Правда, выводили себя скандинавские норманны из Малой Азии, из-под Трои. Но у французских норманнов — норманнов, осевших на севере Франции (в Нормандии), жила версия о том, что их во II в. вывел Роллон с Дона. Эта версия могла быть заимство­вана норманнами у ранее прибывших сюда, причем действительно с Дона, аланов — ираноязычного племени.

В науке издавна существуют два больших направления. Одни ученые объясняют практически все особенности культуры и соци­ального развития местными условиями — так называемые автохто-нисты, другие — миграциями и заимствованиями. В действительно­сти же имел место и одно и другое. Но в разные периоды менялось соотношение этих факторов. Столетиями люди могли жить на од­ном месте, а потом вдруг приходили в движение. «Вдруг» — это так нам кажется теперь. А тогда для переселении возникали веские причины. Внезапное или почти внезапное изменение климата, пе­ренаселение, давление воинственных соседей, изменение в спосо­бах хозяйствования и многие другие, теперь нам малопонятные причины могли побудить население покинуть насиженные места и искать новые места для поселения. Если при этом не меняются прежние условия, то в памяти народа остаются предания о могилах предков и т. п., как это и отмечалось у некоторых кельтских и север­ных племен. Но верования тоже могли изменяться, а с усвоением иных верований могли усваиваться и чужие предания. Поэтому-то в памяти народной часто жили весьма противоречивые сказания о собственном происхождении. В тюзднейшее время хранители исто­рии — жрецы — могли и сочинить какую-то более красивую версию. Так, у большинства народов Европы память о переселениях опус­калась до Троянской войны. Но эта война и действительно привела к большим перемещениям населения: союзники троянцев в значи­тельной части должны были покинуть Малую Азию и переселиться в отдаленные области Европы.

Война эта по времени, видимо, совпала с большими перемеще­ниями населения в Европе, вызванными другими причинами, а распространение на Центральную Европу нового погребального обряда — трупосожжения — связано с малоазиатским влиянием, где этот обряд (и соответствующие религиозные представления) заро­дился значительно раньше. Да и топонимика указывает на значи­тельное перемещение населения: языковеды отмечают совпадение большого числа географических наименований по треугольнику: северо-запад Малой Азии и примыкающие области Балканского полуострова — северо-запад Адриатики — юго-восточное побережье Балтики, хотя топономика и не позволяет установить время, когда эти перемещения происходили.

Другая большая волна переселения приходится на VIII—VII вв. до н. э. Она, видимо, была связана с вторжением в степи между Волгой и Дунаем многочисленных скифских племен. Но есть вер­сия, что киммерийцы покинули и причерноморские степи ранее появления скифов по каким-то внутренним причинам (возможно, климатическим). Незадолго до начала нашей эры начинается пере­селение племен с морского побережья северо-запада Европы. Од­ной из причин этого переселения было опускание суши. Климат в этой части Европы менялся заметнее, чем в более южных районах. В Скандинавии за сравнительно короткое время он изменялся от оледенения до почти субтропиков, а Балтийское море то заливало прибрежные территории, то превращалось в закрытое неглубокое озеро.

Период с IV по VI вв. н. э. получил название «Великого пересе­ления народов», поскольку с места снялись почти все народы Ев­ропы и произошла грандиозная перекройка этнографической кар­ты, сопровождавшаяся колоссальным перемещением разных пле­мен и народов. Именно в этот период закладываются основы со­временных народов Европы. Но из-под пепелищ великого пересе­ления в ряде случаев можно извлечь и древние традиции, пере­жившие бурное время.

Славяне появляются на исторической карте лишь в VI в., но яв­ляются одним из самых архаичных индоевропейских народов. Оче­видно, они либо не попадали в поле зрения древних авторов, либо были известны им под другими именами. Основную часть сведе­ний этого периода составляет четвертая книга Геродота — грече­ского историка V в. до н. э. Геродота часто называют «отцом исто­рии». Это не совсем верно. У него были предшественники в горо­дах малоазиатского побережья Эгейского моря. Сам Геродот ис­пользовал, в частности, труд историка и географа VI в. до н. э. Гека-тея. И тот и другой пользовались также сведениями, полученными от жрецов — традиционных хранителей исторической памяти наро­дов. Но Геродот особенно интересен потому, что он сам посетил Северное Причерноморье и дал описание Скифии во многом как очевидец. В книге «Геродотова Скифия» Б. А. Рыбаков дал самую высокую оценку добросовестности греческого историка. В этой книге Б. А. Рыбаков как раз и стремится отыскать славян па север­ной окраине Скифии. Он связывает со славянами одну из переска­занных Геродотом версий о происхождении скифов. Поддерживает Б. А. Рыбаков и выдвинутую ранее версию О. Н. Мельниковской о том, что так называемая милоградская культура VII—II вв. до н. э. была славянской и что именно племена этой культуры у Геродота названы именем «невры». Примечательно также, что лесостепная культура IX-VIII вв. до н. э. (так называемая чернолесская), сло­жившаяся еще в киммерийское время, По своей конфигурации сов­падает с архаичным слоем славянской топонимики. В целом же картина оказывается таковой, что на переходе от эпохи бронзы к железному веку славяне скрывались под разными именами и вхо­дили в состав разных в материальном отношении культур.

Но археологические и антропологические данные убеждают в том, что население лесостепной полосы не покинуло своих земель вместе с киммерийцами. Древнее население сохранилось также в Приазовье (меоты, синды и др.), которое, кстати, и могло принад­лежать к индоарийской ветви. Другое дело, что нам неизвестно, как далеко простирались славянские или другие местные языки на за­пад в Центральную Европу и где вообще эти языки зародились. Та же упомянутая выше тшинецкая культура старше чернолесской на полтысячелетия и простирается до центра Европы, а появление в Центральной Европе культуры колоколовидных кубков относится ко времени еще на полтысячелетия более раннему.

Геродот более, чем кто-либо из его предшественников, обра­щал внимание на обычаи разных племен, почему его справедливо считают «отцом этнографии». По-своему это было закономерно. Развитие классового общества и государственности в Греции отда­ляло греков от «варваров», делало более заметными отличия их обычаев от тех, что сохранялись народами с еще прочным племен­ным строем. И слушатели его «Истории» теперь уже с удивлением узнавали о таких странных обычаях, которые в большой мере были свойственны и их собственным предкам.

Необходимо помнить, что обычаи, даже самые будто бы неле­пые, чаще всего являлись спутниками определенных верований. Геродот старался понять именно религиозные истоки странных для эллина эпохи расцвета Древней Греции обычаев разных наро­дов, естественно, обращая внимание прежде всего на экзотические особенности. Вместе с тем он склонен и сомневаться в правильно­сти отдельных рассказов, если они оказывались слишком непохо­жими на то, с чем ему постоянно приходилось сталкиваться. И не верил он не только тому, что существуют, например, люди с козли­ными ногами, но и тому, что финикийцы действительно обогнули морем Африку. Геродоту показалось невероятным, чтобы солнце вдруг стало светить с другой, северной стороны, поскольку понятия об экваторе не было. Зато теперь его можно поблагодарить за столь ценные сведения, в реальность которых сам он не верил.

«История» Геродота, как и все сочинения того времени, пред­назначалась для чтения перед публикой. Поэтому в ней много от­дельных рассказов, занимательных для слушателя.

Помимо «Истории» Геродота, в данном разделе помещаются сведения античных авторов о венетах-венедах. Сведения эти не от­личаются такой цельностью, как рассказ Геродота, но это именно те сообщения, которыми пользуются в разысканиях о начале сла­вянства.

Как было сказано, в германской средневековой литературе «ве­нетами», «венедами», иногда «вандалами» именовали либо всех славян, либо их прибалтийскую часть. «Вендами» вплоть до XVIII’ в. называли себя сами балтийские и полабские славяне. Вопрос об их тождестве, однако, наталкивается на очевидное противоречие: об­ласть первоначального расселения венедов не совпадает с терри­торией достоверно известных славян. Племена венедов уже в рим­ское время шли по берегам Балтийского моря, куда славяне прихо­дят лишь в VI в. Но позднее название Балтийского моря как «Ве-нетского» закрепляется лишь за одной его частью — Рижским зали­вом, то есть опять-таки областью, куда славяне не доходили. А «Венетским» эту морскую акваторию называют и авторы XVI в. Олаус Магнус и Герберштейн.

Помимо проблемы соотношения венедов и славян, выяснения причин их позднейшего смешения, существует еще проблема соот­ношения разных этнических групп, носящих название «венеты». Некогда венеты (энеты) жили на южном побережье Черного моря в Малой Азии, где их остатки находил еще и географ II в. до н. э. Страбоп. Эти венеты согласно преданию целиком или частично переселились в Европу, где во времена Юлия Цезаря существовали три группы племен с таким названием: венеты на полуострове Бретань в Галлии, венеты в долине реки По (Пад) (память о них живет в названии города Венеция), а также упоминавшиеся уже балтийские венеты. Данных о британских венетах мало, а потому трудно проводить какие-либо сопоставления их с другими группа­ми венетов. Что же касается венетов малоазиатских и адриатиче-ских, а также венетов прибалтийских, то о их связи в какой-то мере можно говорить. И римляне, и венеты адриатические считали себя переселенцами из Малой Азии, покинувшими родные места после падения Трои. Может быть, эти предания послужили причиной то­го, что венеты никогда не воевали против римлян.

В античной традиции интерес к венетам адриатическим был связан главным образом с тем, что через них в Средиземноморье поступал балтийский янтарь. Месторождение янтаря связывали с рекой Эриданом, которую отождествляли либо с По, либо с Роной (Роданом) в Южной Галлии, либо с северной рекой Рулон (предпо­ложительно Неманом). Еще в IV в. до н. э. северные страны посе­тил Пифий из Массилии (Марселя), добравшийся до «твинонов», поставлявших янтарь. Запискам Пифия многие не верили. Вів. н. э. Плиний Старший написал целое исследование о янтаре, где рас­смотрел разные версии о местоположении легендарной реки Эри-дан. В его время уже точно было известно, где именно добывается янтарь: при императоре Нероне (54-58 гг.) на поиски янтарной ре­ки было отправлено специальное посольство, которое достигло янтарных берегов и вернулось с богатейшими подарками с побе­режья Балтики.

В литературе обьино разные группы венетов-венедов рассмат­ривают как различные по происхождению племена. Но у самих ве­нетов, похоже, жили предания о связи их с малоазиатскими вене­тами. Вождем венетов в «Илиаде» Гомера назван Пилимен. У Ти­та Ливи, римского историка рубежа новой эры и уроженца адриа-тической Венеции, он носит имя «Палемон». Палемон почитался венетами адриатическими и, возможно, также венетами балтий­скими. Примечательно, что это имя носил легендарный предок династии литовских князей. Имя это греческое (означает «борец», «борющийся»), следовательно, занесенное в Прибалтику с юга. В позднейшей традиции Палемона считали племянником Нерона, в чем, возможно, отразилась память о римском посольстве эпохи Нерона. По побережью Балтийского моря были распространены предания о постройке здесь городов Юлием Цезарем Августом. Нерон был последним из рода Юлиев (все они носили имя Юлий Цезарь Август), причем род этот особенно настойчиво подчерки­вал свое родство с троянцами.

Сознанием родства, возможно, объясняется и тот любопытный факт, что именно через венетов адриатических шла торговля Бал­тийским янтарем. Плиний Старший сообщает, что у венетовских женщин янтарь был в изобилии, причем использовали его не столько в качестве украшений, сколько в виде лечебного средства от ряда женских болезней.

О времени появления венедов «по берегам Венедского залива» письменных данных нет. Но интересно, что именно в эпоху Троян­ской войны на этой территории появляется явно пришлое населе­ние, отмечаемое вдоль побережья антропологами. Население это отличалось от местного прибалтийского более узким лицом, и сей­час их потомки составляют довольно многочисленную часть в при­брежном населении Литвы, Латвии и Эстонии. Известный антро­полог Н. И. Чебоксаров, изучавший состав населения Прибалтики в 1952 г., выделял эту специфическую группу как «поптийскую», то есть причерноморскую. Давно было замечено также, что в так на­зываемой поморской культуре (VII—II вв. до н. э.) распространены «лицевые урны» — погребальные урны со стилизованным изобра­жением на них человеческого лица. Подобные урны ранее были из­вестны в Трое. Позднее они встречаются также у этрусков в Италии.

Вопрос о взаимоотношениях разных групп венетов в настоящее время не решен.

Великое переселение народов — эпоха, в которую погибает ка­завшаяся вечной Римская империя, гибнет античный мир и начи­нается средневековье, одним казавшееся мрачным, другим — оздо­ровляющим. Эпоху великого переселения датируют обычно IV-VI вв. н. э. В действительности началось оно раньше: с конца последнего тысячелетия до нашей эры устремляются на юг некоторые народы с побережья Северного и Балтийского морей, постоянно надвига­ются разные, в основном ираноязычные, племена с востока (сар­маты, аланы, роксаланы). Кельты и германцы теснят друг друга с одних и тех же территорий, то продвигаясь к границам империи, то уходя далеко на север или на восток, разорванными группами рас­селяются остатки некогда обширного фракийского мира. О многих племенах и языках и вовсе ничего не известно, поскольку у них не нашлось непосредственных наследников.

И все-таки эпоха великого переселения отличается от предше­ствующих. Отличается не столько масштабами переселений, захва­тившими огромные территории, сколько условиями, в которых они совершались. На рубеже нашей эры племена и народы часто гнали те или иные стихийные бедствия, может быть, перенаселенность и нищета. В IV в. народы снимались с насиженных мест, не выдержав первых испытаний богатством. Во II—IV в. в Причерноморье скла­дывается яркая и быстро прогрессирующая Черняховская культура. Пестрая в этническом отношении, она предстает довольно одно­образной на больших пространствах. Это свидетельство широких культурных и экономических связей. Недаром ученые говорят о процессе формирования в ее рамках новой народности, а также государственности. В Центральной Европе, вдоль границ Римской империи, возникают подобные культуры в рамках так называемого «кельтского ренессанса» — возрождение некоторых кельтских тра­диций в условиях ослабления влияния римских культур. Начало эпохи великого переселения обычно связывают со вторжением в конце IV в. в область Среднего Подунавья гуннов и союзных с ни­ми или же подчиненных им племен. Сюда уходит большая часть населения, занимавшего Северное Причерноморье, того населе­ния, которое и составило ранее Черняховскую культуру. Сюда же продвигается ряд племен с побережья Балтийского и Северного морей. Здесь смешивались и сталкивались разные языки, но не языки разделяли союзы племен.

Много загадочного несут в себе гунны. Принято считать, что это те самые племена, которые китайские летописцы еще до нашей эры называли «жун». Но название «гун» может относиться к раз­ным племенам, потому что в уральских языках оно означает чело­века, мужа вообще. В Европе были и «свои» гунны — так называлось одно из крупнейших фризских племен у побережья Северного моря, и по имени этого племени занимаемая им область называлась Гун-наланд. Этих гуннов знали по всему северу Европы, и с ними, оче­видно, связаны северные имена Гунар, Гундобад, Гундерикс и т. п.

Гунны в Причерноморье впервые упоминаются около 160 г. Дионисием Периегетом, а двумя десятилетиями позднее крупней­ший географ этого времени Птолемей помещает их между бастар-нами и роксаланами у берегов Борисфена — Днепра. Гунны, следо­вательно, изначально входили в союз племен, составивших Черня­ховскую культуру, задолго до появления здесь тюркоязычных пле­мен. Многие римские и византийские авторы IV-V вв. помещают родину гуннов на «севере». Приск Панийский, ездивший к гуннам в V в., указал на наличие у них разных языков. Собственно «гунн­ский» язык отличался от языка племенной верхушки гуннов. На гуннском языке, в частности, напиток назывался «медос», а яства ~ «стравой». «Мед» в качестве напитка известен не только славянам. «Страва» же, видимо, указывает на славян. В Древней Руси этим словом обозначалось вообще продовольствие, довольствие, а позднее также подати, выплачиваемые продовольствием. В диа­лектах слово жило до самого недавнего времени.

Предполагается, что собственный язык гуннов был тюркским. В именах гуннов есть отдельные тюркские имена, однако их не­много. Большинство имен гуннских предводителей, включая Ат-тилу, индоевропейские. «Гуннское» название реки Днепр «Вар» — одно из главных обозначений воды (реки, моря) в индоевропейских языках.

Аттиле удалось создать огромный союз племен от Черного моря до Рейна. Но союз этот оказался крайне непрочным. Римля­нам удалось взорвать его изнутри, в результате чего в знаменитой битве 451 г. на Каталунских полях в Галлии (современная Франция) Аттила потерпел поражение. Через два года он при загадочных обстоятельствах скончался, а вскоре в результате очередного столкновения варварских племен на Дунае гунны были снова раз­громлены — на сей раз своими бывшими союзниками — гепидами. Как сообщает Иордан, они вернулись назад на восток, к Причерно­морью. С ними были, очевидно, и некоторые из оставшихся вер­ными им союзников, в том числе одна группа ругов (другая часть ругов выступала на стороне гепидов). Крушение гуннской державы привело к созданию вдоль римских границ ряда варварских коро­левств. В 476 г. пала Западная Римская империя, а несколько позд­нее на территории у Италии возникает королевство остготов. Тем временем на огромных пространствах от Иллирии до Днепра при­ходят в движение славянские племена, которые вскоре окажутся у побережий Северного и Балтийских морей, Адриатики, Эгейского моря, заселят Балканы, включая ряд островов Средиземного моря, большими группами проникнут в Малую Азию, ассимилируют многие народы в одних случаях и ассимилируются сами в других. Где они жили раньше, под какими именами скрывались? Об этом историки, как было сказано, спорят. Широкое распространение славянской речи в VI в. свидетельствует о многочисленности сла­вянских племен и, следовательно, весьма широкой исконной тер­ритории, на которой эти племена разрастались. Архаичный строй славянских языков свидетельствует также о большой их древности. Но в VI в. они явно разрастаются за счет включения в свой состав иных языков, иных народов. В числе последних, по-видимому, од­ним из наиболее значительных были племена венетов, живших в римское время у юго-восточного побережья Балтики, а с первых веков нашей эры большими или меньшими группами устремив­шихся на юг, к Подунавью и Поднепровью, так что Иордану, исто­рику готов, они казались одной из ветвей славян.

В последующей эпохе в Европе завершается распад прежних племенных образований и начинается формирование новых этни­ческих общностей — народностей. В итоге великого переселения народов многие древние языки вообще перестали существовать, и их теперь трудно даже и развести по известным языковым груп­пам. Довольно скоро исчезает готский язык — один из наиболее по­пулярных в эпоху великого переселения, хотя бы потому, что готы возглавляли многие племенные союзы на разных территориях. Лишь в Крыму, где осела небольшая группа готов и где они нико­гда не господствовали, их язык сохранится до позднего средневе­ковья. Также лишь у небольшой группы венедов-венетов и, может быть, у рутенов Восточной Прибалтики сохранится свой язык до XIII и даже до XVI в. Большинство же их задолго до этого раство­рилось в иных племенах и народностях, главным образом славя­ноязычных.

Ученые считают, что процесс, приводящий через несколько столетий к формированию древнерусской народности и государст­венности, начинается примерно с VI в. Помимо славян, участника­ми этого процесса являлись и многие другие племена Центральной и Восточной Европы — балтийские, угро-финские, иранские, час­тично тюркские, может быть, еще индоарийские, германские, фра­кийские, венето-иллирийские и кельтские. Определить удельный вес их теперь не всегда возможно. Но надо иметь в виду, что про­сматривающиеся в разных источниках различия в описании обыча­ев и верований могут относиться как раз к многообразию истоков.

Иордан, живший в VI в., о многом пишет как очевидец. Расска­зывая же о предшествующей истории готов и связанных с ними племен и народов, он опирается на некоторые более ранние пись­менные источники, а также на устную традицию. Иордан одним из первых упоминает славян, причем ему известны какие-то предания, ведущие к IV в. Именно у Иордана венеты, склавины и анты рас­сматриваются как родственные племена. Именно Иордан проти­вопоставляет готов и ругов, не считая последних германским пле­менем. Мы необязательно должны верить Иордану, когда он, на­пример, относит к славянам венедов: славянской речи он, очевид­но, не знал. Но мы не можем не доверять ему, когда он исключает венедов и ругов из числа германских племен, поскольку германские языки были ему хорошо знакомы.

У Иордана, применительно к событиям IV в., упоминается и племя росомонов где-то в Поднепровье, что может расшифровы­ваться как «народ рос». Народ с таким именем упоминается в При­черноморье одним сирийским источником VI в. «Русы» в связи с событиями VI в. названы также в двух восточных источниках позд­нейшего времени. Отражались ли в них события VI в., или же позднейшие авторы перенесли в прошлое и позднейшую ситуацию, решить сейчас трудно. Но эти сведения могут быть сопоставлены с другими, воспроизводимыми в описанных источниках.

Многие географические наименования, встречающиеся у Иор­дана, с трудом поддаются расшифровке. Дело в том, что наряду с традиционными греческими он знал и современные ему названия, принадлежавшие племенам, населившим Причерноморье во II-V вв. Согласно традиции, большая часть Европы делится у Иордана на Германию и Скифию, которые граничат у истоков Дуная — Истра и бассейна Вистулы — Вислы. Восточное побережье Балтики в боль­шинстве географических сочинений средневековья включается в состав Скифии, почему иногда и само Балтийское море называется Скифским. Сами скандинавские племена подчас именуются «се­верными скифами». И означает это опять-таки не то, что они дей­ствительно были скифами, а то, что они не были изначально гер­манцами, которые проникают в этот район лишь с началом нашей эры, причем свевы, видимо, приходят сюда уже после распада гунн­ского союза.

Прокопий Кесарийский — крупнейший византийский историк середины VI в. характеризовал славян. Его данные признаются наиболее достоверными и продуманными. Византийский историк указывал на то, что славяне не знают судьбы. Действительно, пред­ставление о судьбе, столь значимое для большинства средиземно­морских и западноевропейских народов, у славян совсем иное. Язы­ческое мировоззрение знает и неотвратимый фатум — рок, и из­менчивую судьбу — фортуну. Славянское язычество принимало лишь второе. Это обстоятельство скажется позднее и на форме христианства: католичество больше акцентирует внимание на пре­допределении, нежели православие, распространяющееся преиму­щественно на славянских землях. На Руси не получит распростра­нение столь близкая Западу астрология, хиромантия, каббалистика. Отмеченное Прокопием Кесарийским отличие, с одной стороны, побуждает искать для славян какие-то отличные от романо-греческого мира условия формирования, а с другой — присматри­ваться и к особенностям отношения к судьбе, например, славян и русов.

У Прокопия Кесарийского мы находим и любопытные данные о варинах, или варнах, племени, которое позднее будет славянизи­ровано и станет славяноязычным племенем варны, но во время византийского хрониста сохраняло еще все свои этнографические и языковые особенности. Помимо Прокопия о варинах упоминал также предшественник Иордана, историк готов Кассподор. Касспо-дор указал, в частности, на то, что создатель государства остготов в Италии Теодорих назвал короля варнов сыном и получал от него оружие — обоюдоострые, широкие, косые, с изогнутыми краями ме­чи. Варны сами привозили в Италию оружие и вознаграждались из королевской казны. Упоминание это важно потому, что может ука­зывать на тот район, где производились славившиеся в Европе и за ее пределами мечи. Некоторые сведения о варинах имеются также у историка VI в. Агафия. Последний сообщает об участии отряда варинов в походе византийского полководца Нарзесса на Италию. Варнов, следовательно, в VI в. в Византии достаточно хорошо представляли.

Феофилакт Симокатта жил в первой половине VII в. В «Исто­рии» получили отражение события эпохи императора Маврикия (582-602). Приводимое описание свидетельствует о распростране­нии славянской колонизации до побережья Балтийского и Север­ного морей. Примечательно также использование в качестве по­сланников музыкантов-гусляров. У всех народов на стадии военной демократии барды-песнотворцм пользовались самым высоким уважением и авторитетом как хранители традиций народа.

«Житие святого Северина» отражает события, происходившие на территории того самого Норика, откуда летописец выводил по-лян-русь и вообще славянские племена. Северин (ум. 482) — «апо­стол Норика», видный и влиятельный деятель эпохи падения За­падной Римской империи, оказавший, как видно из «Жития», опре­деленную поддержку Одоакру, происходившему либо из ругов, ли­бо из какого-то родственного им племени и свергшему в 476 г. по­следнего императора Западной Римской империи. Автор «Жития» Евгиппий был учеником Северина и писал хотя и спустя несколько десятилетий после самих событий (в 520 г.), но в основном как не­посредственный свидетель и очевидец. Именно «Житие Северина» является наиболее значительным источником по истории Ругилан-да в V в., поскольку Йорик, по крайней мере своей северной ча­стью, входил в его состав или же являлся областью фактического господства королей ругов. Позднее этот район называется Ругией или Руссией, причем считается, что расцвет ее как особой области в составе Священной Римской империи или в сфере ее притязаний приходится на ХП-ХШ вв.

На Дунай после столкновения с готами пришла большая часть ругов из Прибалтики. Римские источники упоминают их в качестве федератов-союзников с начала IV в. В V в. руги входят в состав Гуннской державы, сохраняя собственных королей. После смерти Аттилы (453 г.) руги были втянуты в усобицы, раскалываясь, как правило, на противоположные лагеря. В результате отдельным их группам из Подунавья приходилось выселяться. В борьбе за Север­ную Италию Одоакра и Теодориха в конце V в. руги были и на сто­роне одного, и на стороне другого, хотя в целом готы считались одним из главных врагов ругов, видимо, еще со времени их столк­новений в Прибалтике.

Именно в результате многочисленных расколов, усобиц, внеш­них вторжений разные группы ругов расселяются в отдаленные районы или соединяются в союзы с другими племенами. И почти повсеместно само название «руги» позднее вытесняется именем «русы», что и заставляет внимательно отнестись ко всем упомина­ниям тех и других.

Наиболее трудным для понимания и использования источни­ком является сага о Тидреке Бернском. Сага не хроника. В ней за­писаны песни и сказания, прожившие в народе не одну сотню лет, причем записаны даже не там, где эти песни сложились и где ко­гда-то развертывались изображаемые в них действия. Подобно тому как былины о богатырях, защищавших Киев, долее всего жили на онежском или печерском Севере, так и германский эпос хранил­ся в Исландии и Норвегии.

Сага о Тидреке Бернском в России известна давно, а в начале нашего столетия под руководством известного филолога А. Н. Ве-селовского был сделан и перевод на русский язык тех ее частей, в которых идет речь о «русских» и «вильтинах». Однако используется она в литературе редко, и опять-таки потому, что содержащийся в ней материал не укладывается в основные противоборствующие концепции норманизма и антинорманизма. А ведь сага интересна уже тем, что представление о «русских» в ней — это как бы квинтэс­сенция понимания их и отношения к ним всего германского мира от юга до севера. Она непреложно свидетельствует о том, что «рус­ский» мир мыслился как внешний по отношению к германскому.

Упомянутый выше Тидрек Бернский — это основатель королев­ства остготов Теодорих, резиденция которого находилась в Вероне, именовавшейся у германских племен Берном. Около 471 г. Теодо­рих возглавил остготов в Паннонии, а в 488-493 гг. возглавляемые им остготы отвоевали Северную Италию у Одоакра. Здесь Теодо­рих и правил вплоть до кончины в 526 г.

Как это часто бывает, популярность Теодориха стала возрас­тать на фоне последующего упадка остготского государства, в 540 г. вообще прекратившего свое существование. Готы вспоминали о прошлом величии созданного под их верховенством государствен­ного объединения, а местное римское население на фоне беззако­ния византийской администрации вспоминало время Теодориха как чуть ли не идеальное с точки зрения социальной справедливо­сти. Зародились сказания о Тидреке-Теодорихе, естественно, там, где жили или куда отступили остатки германских племен, пришед­ших с конунгом в Италию. Такой областью долгое время остава­лось Подунавье — Бавария, Австрия. Еще и в начале XI в., как со­общают Квадлинбургские анналы, в Южной Германии песни и ска­зания о Тидреке знал едва ли не каждый крестьянин. И в конечном счете сага становится одной из самых популярных во всех герман­ских землях, а сам Тидрек предстает общегерманским героем.

Как и во всех других эпических сказаниях, в саге события сме­щаются во времени, а герои, жившие в разные периоды, соединя­ются в качестве современников. Так, современником Тидрека в саге называется Аттила, хотя тот умер примерно тогда, когда Тид­рек только родился. Пребывание Тидрека под покровительством Аттилы отражает другой факт: остготы занимали Нижнюю Пан-нонию до их переселения в Италию. Именно здесь, на территории бывшей державы Аттилы, был провозглашен конунгом над остго­тами и Тидрек. Сага в целом сохраняет благожелательное отноше­ние к Аттиле, и в этом такжб проявляется представление о нем, характерное для племен, живших в области среднего и верхнего Дуная. У франков и некоторых других племен отношение к Аттиле было резко отрицательным.

В саге упоминаются некоторые исторически достоверные лица. В ней действует Бледа — брат Аттилы; реальное лицо. Реальным лицом является Эрка, жена Аттилы, по саге — дочь русского конун­га (в источниках — Керка). У гуннов было многоженство, отражен­ное в саге. Многие другие имена по письменным источникам неиз­вестны. В предисловии к записи саги сказано, что имена меняются в зависимости от языков и территорий, где распространена сага. Само имя Тидрек вместо Теодориха указывает на север (сага запи­сана в Норвегии). Но этнографическая ситуация, отраженная в са­ге, во многом восходит как раз к эпохе переселения народов.

Сага о Тидреке (Дитрихе) Бернском послужила одним из глав­ных источников знаменитой «Песни о Нибелунгах». На севере она пользовалась особой популярностью именно потому, что Аттилу считали выходцем из Фрисландии, конунгом которой по саге был его отец Милиас. Имя Аттилы многие столетия звучало у балтий­ского побережья, где его признавали первым князем поморян. Версию эту, как было сказано, нельзя считать совершенно беспоч­венной: на севере знали гуннов-фризов, с которыми и связывали события, развернувшиеся в V в. на Дунае. Не случайно, очевидно, что имена гуннов были такого типа, что и имена племен, которые признавались за германские. Иордан сам готские имена считал по происхождению гуннскими. И имя Аттила до сих пор сохраняется у кельтских народов (в частности, в Шотландии), означая «отец», «батюшка».

Самое загадочное в саге сюжеты, связанные с участием рус­ских и вильтинов. Отождествление вильтинов с вяльцами или лю­тичами — одним из самых крупных славянских племен вендской, или венедской группы — кажется самым естественным. Время по­явления этого племени у южных берегов Балтики — эпоха великого переселения народов — тоже исторически достоверно. В саге отра­жен тот период, когда славянские племена господствовали там и политически. Соперниками же их были не племена северной груп­пы германцев, а русские. Именно русская династия в конечном сче­те утверждается и у вильтинов.

О каких «русских» могла идти речь применительно к событиям V-VI вв.? География походов и политической деятельности Тидре-ка-Теодориха в общем известна. Он был какое-то время заложни­ком и затем на службе в Византии. С юных лет он вождь остготов в Паннонии, затем ведет борьбу с Одоакром за Италию, где и про­ходят последние десятилетия его жизни. В Восточной Европе он, конечно, не бывал. Не возвращался туда после переселения на Ду­най и Аттила. Между тем, по саге, русские не эпизод, а постоянный политический партнер Тидрека и гуннов. Пролог саги указывает на «Россию» рядом с Швабией и Венгрией на пути с юга к Виндланду, то есть земле балтийских славян. В саге Русь чаще всего именуется Ругиландом. И очевидно, что имеется в виду прежде всего именно территория Ругиланда, позднейшей Руссии, а также тех прибалтий­ских областей, которые источники также называют Ругией или Рус-сией. Война ругов с готами на территории от Дуная до Северной Италии занимает заметное место в истории всего этого района. А для северогерманских племен не менее значительной была и борь­ба с ругами-русами у южных и восточных берегов Балтики. При этом «русские люди» четко отделяются и от скандинавов, и от кон­тинентальных германцев.

Некоторое недоумение вызывает то, что в саге не упоминается Одоакр, борьба с которым за Италию является одним из самых ярких эпизодов в биографии вождя готов. В литературе высказыва­лось предположение, что его место занял Германарих, герой ран­него готского эпоса, погибший еще в Причерноморье в результате столкновения с росомонами. Сказателям почему-то надо было принизить героя древнейших песен, прославляя Тидрека. Но какие-то черты Одоакра мог принять на себя и русский конунг Озантрикс, павший, по саге, от руки родича Тидрека.

Что касается Одоакра, то он становится героем славянских ис­торических сказаний позднего средневековья, причем его чаще все­го называют «русским» квязем. Вместе с тем потомки Одоакра позднее являлись графами Штирии, в XII в. они были также герцо­гами Австрии, имели определенный вес в составе богемского и чешского дворянства. Может быть, и это обстоятельство побужда­ло сказателей не упоминать Одоакра (Оттокара), не сталкивать Тидрека с героем, также популярным у значительной части поду-найского населения.

Имя другого русского конунга, брата Озантрикса Вальдемара, возможно, навеяно событиями уже позднейшей русской истории, в частности славянорусским эпосом, посвященным Владимиру Свя­тому. Но у гуннов и позднее у готов было известно сходное имя Владимир. Не исключено, что разное звучание, как обычно, приоб­ретало одно и то же имя, то самое, которое германские авторы объясняли из славянских языков как «обладание миром». Русский Вольдемар в саге погибает непосредственно от руки Тидрека. Если учесть, что вся деятельность Теодориха сосредоточивается на тер­ритории Северной Италии и Подунавья, перемещение Вальдемара на восток может связываться нё с походами Тидрека, а с направле­нием миграции ругов.

Примечательно, что в XIII в. была известна еще одна немецкая поэма, посвященная Ортниту, племяннику Ильи, русского по мате­ри, и этот отпрыск легендарных русских конунгов правит в Гарде, в Ломбардии (Северная Италия). В данном случае неважно, насколь­ко исторически достоверно содержание поэмы. Важно, что наличие «русских» в Ломбардии не удивляло немецких сказателей даже и в XIII в. С другой стороны, в рассказе о падениях Царьграда в 1204 г. новгородский летописец напоминает, что один из предводителей крестоносцев был родом из Берна, «идеже бе жил поганый злый Дедрик». В Новгороде, следовательно, тоже помнили о Тидреке, причем помнили как о заклятом враге Руси.

Сага о Тидреке Бернском известна по ряду оттисков. На рус­ский же язык был переведен лишь отрывок. Перевод был сделан слушателями академика А. Н. Веселовского в начале нашего столе­тия. В напечатанном тексте было унифицировано и приближено к оригиналу прочтение отдельных топонимов или названий стран (скажем, Руциланд, а не Россия или Русь), а также заменены неко­торые устаревшие, трудно понимаемые обороты. В самой саге встречаются противоречия, связанные с неоднократным редакти­рованием и соединением разных версий.

«Датская история» Саксона Грамматика (ум. 208) на русский язык не переводилась. Мало она привлекала и специалистов. Обычно используется рассказ о походе датчан на остров Руйяну (Рюген) в 1168 г., который Саксон описал как очевидец. Многочис­ленные же сведения о Руси, Рутении, рутенах из первой части сочи­нения остаются, как правило, вне поля зрения историков и филоло­гов. Дело в том, что первые книги написаны Саксоном по материа­лам устной традиции, исторических сказаний, саг. И так же как в саге о Тидреке Бернском, «русские» этой части «Датской истории» не укладываются в обычные норманистские и антинорманистские схемы: норманистов эти сведения не устраивают потому, что речь явно идет не о шведах, готах, датчанах и норвежцах, а антинорма-нисты не могут объяснить, почему столица этой Руси — Ротала — находится на восточном побережье Балтики (провинция Роталия в Эстонии), а имена рутенских «царей» нигде не находят аналогий.

Между тем Русь на Балтике известна многим источникам XII-XIII вв. Английский хронист Матфей Парижский (ум. 1259) сооб­щает о войнах, которые датский король Вальдемар II (1202-1241) вел «во Фризии и Русции» ради обращения тех и других в христиан­ство. Войны с теми и другими составляют важную тему датских хроник и эпоса, причем обычно речь идет о язычниках, каковые к XIII в. сохранялись лишь на островах и восточном побережье Бал­тики. Другой английский автор XIII в., Рожер Бэкон, упоминает о «великой Русции», которая опоясывает Левковию — Литву «с обеих сторон» Балтийского моря.

Сведения о рутенах-русах в разных районах Прибалтики встре­чаются уже в документах X в. И позднее они упоминаются в источ­никах ВПЛОТЬ до XVI СТОЛеТИЯ РутеНОВ, ЖИВуЩИХ На Севере ОТ ПО­ЛЯКОВ; упоминает в середине XII в. продолжатель хроники Оттона Фреизпингенского. О них много говорят авторы Жития Оттона Бамбергского Герборд и Эбон, сопровождавшие епископа, когда тот в 20-е гг. крестил поморян. Рутены оставались язычниками и счи­тали христиан своими врагами. В хронике Петра Дюсбургского, написанной в начале XIV в., упоминается о рутенах, которые поя­вились у устья Немана незадолго до прихода туда немецких рыца­рей, то есть на рубеже ХН-ХШ вв. Откуда они пришли, не сообща­ется. Но можно думать, что это были рутены, покидавшие остров Рюген после захвата его датчанами. В папских буллах XIII в. Ливо­ния, в которой учреждались католические епархии, именуется «Рус-сией». В середине XIV в. в ряде областей Эстонии произошло вос­стание против немецких феодалов. Наиболее успешно оно прохо­дило в Роталии, в особенности на острове Эзель. Организаторами и основной боевой силой восставших были «русские». В поздней­ших шведских источниках Роталия неоднократно называется «Рус-сией». К «Руссии» причислялась и соседняя с Роталией область Вик. Позднее в этом районе документы упоминают «русские села».

Тексты Саксона Грамматика во многом перекликаются с сюже­тами саги о Тидреке Бернском. Примечательно, что столица Рота-лии-Руссии Ротала имела тезку на Дунае, где располагался Ругиланд и позднее Руссия — Рутения. Некоторые имена рутенских вождей у Саксона Грамматика имеют явно южное происхождение, а упоми­нание «геллеспонтцев», родственных рутенам, и вовсе поразительно, так как Геллеспонт — это провинция в Малой Азии, примыкающая к Троаде, то есть и в этой топонимической детали обнаруживается реальная или легендарная связь с Малой Азией и Троей.

Легендарным родоначальником датских конунгов, по Саксону Грамматику, является Хадинг, которому наследует его сын Фротон. Постепенное «удревнение» генеалогии в средние века, дости­гавшееся часто за счет выстраивания в единый ряд частных пле­менных генеалогий, привело к тому, что Хадинга пришлось ото­двинуть куда-то в третье тысячелетие до н. э. На самом деле опи­сываемые события происходили вряд ли ранее VII-VIII вв., когда на эти территории либо вернулись, либо прибыли вновь этнические группы, рассеянные в ходе многочисленных «битв народов» V-VI вв. Кстати, на территории Юго-Восточной Прибалтики этот прилив отражается и в материальной культуре: появляются пальчатые фи­булы и некоторые другие атрибуты одежды и снаряжения дунай­ского типа. Но было ли это возвращение или бегство от врагов и родственников, теперь установить трудно.

Имена рутенов никогда не были германскими. Но и ранние имена данов тоже не являлись таковыми. Имя Фротон известно у иллирийцев (Фронтон) и у галлов (Фронту). В этом, возможно, ска­зывается древнее иллиро-венетское влияние, которое побуждает и Данию включать в область, первоначально занятую «северными иллирийцами». Долго здесь держалось и кельтское влияние. Зна­менитый датский конунг X в. Горм осуждался немецкими хрони­стами за гонения на христиан, причем имя его они объясняли от немецкого «ворм» — червь. На самом деле это кельтское имя, озна­чающее «знатный», «благородный» (от горм — кровь). Имена знати в Европе обязательно означали и социальное превосходство. А по­тому истолкования, подобные тем, что дали немецкие хронисты, просто невозможны. Значит же все это, что в X в. даже и на терри­ториях, ассимилируемых германцами, сохранялись негерманские этнические традиции, уходящие в глубину веков.

«Повесть временных лет» является главным источником по истории Древней Руси, памятником, наиболее полцо вобравшим в себя идеи и представления эпохи образования Древнекиевского государства. В литературе равнозначным этому названию является также условное наименование — Начальная летопись. Возникло такое название в начале прошлого столетия, когда предполагали, что это была именно первоначальная летопись, написанная в нача­ле XII в. монахом Печерского монастыря Нестором. Позднее было установлено, что летопись, в основном повторяющаяся в большин­стве позднейших летописных компиляций, также является сводом предшествующих исторических сочинений, сказаний, документов. Было предложено несколько различных гипотез об источниках и времени сложения различных ее частей. Наиболее популярной яв­ляется схема А. А. Шахматова (1864-1920) который, однако, на про­тяжении двух десятилетий занятий летописями постоянно менял свое понимание и сути, и этапов летописной работы, причем в ли­тературе нашло отражение даже не последнее его мнение. Он, на­пример, постоянно колебался в определении автора Начальной летописи (Нестор или Сильвестр) и установлении состава первона­чальной редакции.

По мнению Л. Л. Шахматова, первоначальное летописание за­рождается при Ярославе Мудром (древнейший Киевский свод да­тировался 1039 г.). Советские ученые М. П. Тихомиров, Л. В. Череп­ний, Б. А. Рыбаков указали на вероятность ведения летописи уже в княжение Владимира, вскоре после принятия христианства. И дей­ствительно, в летописи 996 г. является как бы завершением какого-то рассказа о предшествующих временах. Под 997 г., видимо позд­нее, было добавлено легендарное сказание «о белгородском кисе­ле». А затем, до конца правления Владимира, даются лишь от­дельные краткие сведения, почерпнутые из синодиков или погре­бальных надписей.

Позднейшие летописцы не просто переписывали предшест­вующий текст. Что-то они добавляли, что-то опускали. Летопись оставалась полем идеологической борьбы, ареной борьбы соперни­чающих политических группировок, княжеских фамилий и родов. Поэтому и текст до 996 г. не сохранился полностью в том виде, как он некогда был написан, а в летописном изложении в этих хроноло­гических пределах есть позднейшие вставки, отражающие взгляды другой эпохи.

Принципиальное значение имеет, естественно, вопрос о перво­начальном составе древнейшей летописи. Мнения ученых в этой связи расходятся. Все признают, что древнейший текст не знал ска­зания о призвании варягов, что последнее было включено в лето­пись либо в XI, либо даже в XII в., хотя на севере оно, конечно, могло жить долго и за пределами летописной традиции. Первона­чальный текст, видимо, не знал и разделения на годы. По летопис­ному тексту в пределах X в. заметно, как хронологическая канва привносится извне, разрывая связное изложение. А это обстоя­тельство может иметь и принципиальное значение. Дело в том, что «повесть» и «летопись» — это разные жанры. Повесть предпо­лагает связное изложение какой-то конкретной темы, тогда как летопись — это запись разнородных событий, происшедших в том или ином году. Практически это означает, что название «Повесть временных лет» могло относиться к недатированному сказанию о начале Руси и первых киевских князьях, тогда как авторы конца XI и начала XII в. вели «летописание», распределяя различные мате­риалы по годам.

Особенно важно правильно продатировать этнографическое введение «Повести временных лет». Дело в том, что в нем идет речь о древнейшем периоде славяно-русской истории. Если счи­тать, как это часто делают, что введение написано лишь в XII в., то ценность его как источника минимальна. Другое дело, если речь идет именно о введении в первоначальную историю полян-руси, которая явно в первую очередь интересовала составителя «Повес­ти». В таком случае летописец мог иметь дело с вполне живыми еще традициями и преданиями.

Этнографическое введение, как и весь летописный текст, также носит на себе следы неоднократного редактирования. В этом легко убедиться, обратив внимание на то, что этнонимы «русь», «варя­ги», «чудь» имеют различное содержание даже в соседних по рас­положению текстах. Но основная канва изложения все-таки должна быть отнесена именно к концу X в., когда создавался первый исто­рический труд, посвященный началу Руси. Такое заключение могло бы вытекать и из общего взгляда на задачи первого труда: расска­зать, откуда пошла Русская земля, и о первых русских, киевских князьях. Имеются и непосредственные данные, позволяющие от­нести работу первого летописца именно к концу X в. Данные эти тем более важны, что связаны с наиболее значительными по со­держанию текстами.

Много написано по «варяжской проблеме», много различных домыслов имеется в литературе о том, кого и почему именовали «варягами». А как раз в начальной части этнографического введения дается единственное прямое указание, где варяги живут. Летописец говорит о том, что к морю Варяжскому «приселять» «Ляхове, Пруси, Чудь». Уже в этом сообщении заложена большая информация. Во-первых, летописец знает у Балтийского побережья лишь три боль­ших этногосударственных образования. Преобладание Пруссии в литовских землях относится именно к Х-ХІ вв. Во-вторых, — и это главное, — Поморье вошло в состав Польского государства лишь в конце X в., в 907 г. было создано епископство в Колобжеге. Но уже около 1010 г. оно вновь отпало и вторично было включено в состав Польского государства и окрещено лишь в 20-е гг. XII в.

К этому же времени может относиться включение в состав ляшских племен поморян и лютичей. На лютичей власть польского князя распространялась всего лишь несколько лет, впоследствии они никогда в состав Польского государства не входили, более то­го, распри поляков и лютичей в конечном счете явились одной из главных причин общего поражения балтийских славян в борьбе против наступления немецких феодалов. Примечательно также, что в перечне славянских племен, даваемом по изложению в Сла­вянской грамоте, нет наиболее западных — ободритов и вагров-варинов. Очевидно, потому, что именно эти племена считались «варягами» в узком смысле слова. Летописец четко обозначает за­падные пределы расселения варягов: земля Волошская и Агнян-ская. Англы — западные соседи варинов. В IX в. англам, жившим в южной части Шотландского полуострова, и соседним варинам дана была специальная «Правда», как бы вариант действовавшего в Франкской империи законодательства. До недавнего времени по­граничная с землями балтийских славян датская провинция носила название Ангельн. «Волошской землей» здесь могла именоваться и Священная Римская империя, возникшая в 962 г. как некая преем­ница старой Римской империи. У западных же славян «волохами» именовали именно итальянцев (возможно, жителей Северной Италии, которая и входила в состав новой империи). Как раз в кон­це X и начале XI в. территория Вагрии и область ободритов входи­ли в состав саксонской «марки Вэрингов», то есть варяжской марки. Эта марка была ликвидирована около 1018 г. в связи с распростра­нением на эту территорию власти Кнута Великого, датского коро­ля, объединившего под своей властью также Англию и южноскан­динавские земли.

Updated: 27.10.2013 — 04:43