Современная лечебная индустрия (психиатрия, психоанализ, патопсихология) диагносцирует постоянную алекситимию у больных людей при конкретных заболеваниях. Однако в наших экспериментах временная алекситимия при стрессе и сразу после него была у многих здоровых, нормальных испытуемых (они все раз в год проходили летно-медицинскую комиссию). Интересным оказалось то, что алекситимия была только у тех, кто оказался в числе стрессово-пассивных, «пассивных тошнотиков». Почему? Этот вопрос задал Петер Е. Сифнеос, обсуждая со мной в 1989 г. (эпистолярно) первую (не секретную) публикацию результатов наших исследований алекситимии, возникавшей при стрессе после «ударов» кратковременной невесомостью [Китаев-Смык Л. А., 1983, с. 82].
Послестрессовую алекситимию, т. е. невыразимость словами переживаний дистрессового дискомфорта, можно рассматривать как защиту от вербализации, от полного осознания и запоминания страха, возникающего у людей из-за их опасной беспомощной стрессовой пассивности во время пугающей ситуации («падения в бездну» при невесомости). Такая алексити-мия — фрагмент «ускользания» от «ужаса смерти» при пассивной беспомощности перед лицом врага, перед лицом смертельной опасности (более подробно анализ этой ситуации см. в 4.2.5). Но алекситимия могла возникать еще из-за «ускользания», «уклонения» сознания от осмысления невозможного, невероятного (но вместе с тем реального) раздвоения информации, поступающей гравирецепторам о падении, а к зрению и слуху о том, что никакого падения нет (стены, потолок и пол салона самолета, — все на своих местах). Невозможность осмысления этой двойственности застопоривали речевое описание эмоций. Обсуждая с нами результаты исследований «алекситимии невесомости» профессор B. C. Ротенберг высказался о том, что «эта невозможность осмысления, этот конфликт на уровне чувственного восприятия представляет собой непреодолимую проблему и сам по себе вызывает чувство беспомощности. Интересно, является ли алекситимия защитной реакцией на чувство беспомощности или чувство беспомощности как в модели Дж. Куля, блокирует возможности правополушарного мышления, хотя как раз это мышление могло бы обеспечить адаптацию» [Ротенберг B. C., 2006 а].
Что же становилось основной причиной алекситимии: ужас про-валивания или небывалое раздвоение представления о пространстве? К ответу на такой вопрос подводят результаты моих наблюдений за парашютистами-катапультщиками во время доводочных испытаний «трехкаскадной» катапультно-парашютной системы аварийного покидания боевых реактивных самолетов и аналогичной системы для космических спутников «Восток-ЗА», на которых после завершений испытаний летали первые космонавты.
В начале 60-х гг. прошлого века автор этой монографии участвовал в проведении десятков таких испытаний как врач, физиолог, психолог, при необходимости и судебно-медицинский эксперт. На боевом вертолете мы в воздухе сопровождали спускающегося на парашюте (после катапультирования) испытателя. Потом обследовали его на месте приземления, осуществляли психологическую «поддержку», транспортировали на вертолете «домой», в Летно-исследовательский институт.
Во время катапультирования на испытателей действовала Ударная перегрузка. Затем, во время свободного падения, они оказывались почти в невесомости, заканчивающейся ударной перегрузкой от раскрытия парашюта. Опасностей и, соответственно, поводов для страха у парашютистов-испытателей было более чем достаточно. А вот причин для раздвоения восприятия пространства не было. т. к. они телесно (гравирецепторами) ощущали перегрузку при катапультировании, потом пониженную весомость при падении до раскрытия парашюта и, соответственно, видели нестабильность пространства. Таким образом, гравита ционные стрессоры при катапультировании и сразу после него были отчасти сходными с возникавшими в авиационных полетах по параболе, но внутрикабинной стабильности визуального и акустического пространств не было.
Ни в одном случае у испытателей после катапультирования и парашютирования не отмечались признаки алекситимии. У некоторых, напротив, сразу после благополучного приземления наблюдалась логорея (неудержимая разговорчивость).
Эти факты могут свидетельствовать в пользу того, что основной, а может быть, и единственной причиной алекситимии после невесомости в кабине летящего лайнера становилось раздвоение представления о пространстве.
По мнению B. C. Ротенберга, возможность сопоставления алекситимии после невесомости и перегрузок в закрытой кабине самолета и отсутствие алекситимии при парашютировании после катапультирования представляет особый интерес.
B. C. Ротенберг указывает на то, что «понятие "алекситимия" приобрело слишком широкое значение и включает разные феномены. Относится ли к нему яростное отречение от телесных бед? Это уже не механизм патогенеза психосоматических расстройств, не базисное состояние, формирующееся, возможно, с детства вследствие дефицита эмоциональных контактов, — а защита от невыносимых ощущений, вызванных уже существующими расстройствами… Я не считаю, — пишет он, — алекситимию синонимом вытеснения переживаний, а считаю исходной неспособностью к ним (а не только к их выражению), обусловленной функциональной дефектностью правого полушария… Очень похоже, что "алекситимия невесомости" временная — не истинная, не исходная патология, а вторичная, защитная. Или тоже вторичная реакция, но не защитная, а обусловленная временной блокадой адаптивных механизмов состоянием беспомощности». (Ротенберг B. C., 2006 а].
Отмечено, что первичная алекситимия возможна как премор-бидная (предболезненная) особенность личности в преддверии психосоматических расстройств. Вторичная алекситимия иногда возникает у больных с психопатологической симптоматикой [Коростелева И. С., Ротенберг B. C., 2000].
В настоящее время понятия «первичная» и «вторичная» алекситимия растеклись столь широко, что некоторые исследователи, используя их, противоречат друг другу. Но мы по совету B. C. Ротенберга ограничимся ниже лишь обсуждением феноменов вторичной алекситимии. Более того, лишь той, которая возникает на короткое время после «удара» невесомостью, создающего травмирующий психику конфликт между системами восприятия пространства. Это особого рода недолгий «когнитивный стресс».