Посттравматическое стрессовое расстройство при ожоговой болезни

Особенно интенсивные, долгие и болезненные изменения психики образуются после обезображивающих ожогов. Тогда ПТСР формируется, во-первых, из-за психологической «огнен­ной травмы» (пожара, взрыва), из-за обваривания кипятком, раскаленной смолой, горячим газом и др. Во-вторых, из-за боли в обожженных местах и страданий во время лечения. В-третьих, из-за утраты своего прежнего облика (нормального, привычного, красивого). И наконец, из-за негативного отно­шения окружающих людей к обезображенной личности (из-за частых столкновений с их испугом, смущением, отвращением, стыдом). Сходные расстройства и страдания бывают у людей, изувеченных ранениями.

На пожаре у обжигаемых людей возможны два типа стрессо­вого поведения: активное (метание, бег, попытки тушить себя, вопли, крики) и пассивное (оцепенение, «комок в горле», «руки, и ноги, как ватные», ступор, каталепсия). После огненной трав­мы бывает частичная или полная амнезия, забывание страшного события.

Сразу после интенсивных, обширных ожогов наступает шок (от англ. Shock — удар, потрясение). Его психологиче­ские компоненты: ужас из-за случившегося, боль и надежда на спасение. Бывают два варианта шокового состояния. При первом возникает адинамия (обездвиженность), снижение способности осознать случившееся и понять что происходит. Нередко — помрачение сознания. При втором варианте ожого­вого шока — эмоциональная возбужденность: больной мечется, плачет и кричит от боли. Его мучают кошмарные видения, могут возникать обманы восприятия и псевдогаллюцинации. Иногда, чаще у пожилых людей, возникают психозы. Головная боль, головокружение, помраченное сознание, тошнота и рвота во время шока свидетельствуют о нарушениях в центральной нервной системе. Это подтверждается результатами электро­энцефалографии.

В первой половине XX столетия большинство погибших от ожогов умирало на стадии шока. Сейчас разработаны и успеш­но применяются методы противошоковой терапии. Среди них главные — применение болеутоляющих средств (анальгетиков), уменьшающих страх (ангсиолитиков), успокаивающих (седатив­них препаратов) и компенсаторные введения в организм больших количеств жидкости, содержащей белок.

Какова ведущая причина смерти обожженных на стадии шока? Перенапряжение, разрушения и расстройства жизненно-важных систем организма, или неосознаваемый субъектом отказ от жизни, невыносимой из-за ужаса, боли, страданий? Рациональные ответы на эти вопросы подсказывают оптимальную тактику лечения при ожоговом стрессе.

Еще до окончания шока начинает проявляться токсемия (от греч. Toxikon — яд + haema — кровь, текущая внутри тела), т. е. отравление организма попадающими в кровь продуктами распада обожженных тканей тела. В начале стадии токсемии у большинства обожженных возникает депрессия. По данным психологического исследования, проведенного Светланой Григорьевной Лафи (под моим руководством), ожоговый стресс с серьезными психологическими проблемами испытывают 56,37% пациентов, в 18,18% он сопровождается чувством беспомощности и ажитацией, а в 3,6% невыносимой болью. Напряженное, настороженное ожидание со стремлением кон­тролировать ситуацию характерно для 21,81% обожженных [Лафи С. Г., 1996].

С. Г. Лафи описала следующие категории людей, у которых ожоговый шок и начинающаяся токсемия делают ярко выра­женными стрессовые изменения поведения, отношения к себе и окружающим людям:

— активные, обращенные во вне, постоянно ищущие мнения о себе и своей травме у других людей;

— активно-деятельные, ориентированные исключительно на себя;

— активно-протестные, «отрицатели-бунтари»;

— пассивные, ведомые, зависимые от других больных и от пер­сонала;

— пассивно-замкнутые, упрямо-настороженные;

— спокойные, с поведением, адекватным травме и больничной обстановке;

— инфантилизированные личности.

На стадии токсемии у обожженных возрастают депрессия и тревожность, повышается эмоциональная реактивность.

При обширных и глубоких ожогах происходит редукция (от латин. — reduction — отодвигание назад, упрощение) психиче­ских процессов и функций, т. е. спонтанная инфантилизация, даже с уподоблением младенческому поведению. По мнению ветерана реаниматологии Р. Н. Кокубава, «чем больше отрав­ление при токсемии, тем ниже и ниже спускается обожженный человек по ступеням биологической эволюции. Выздоровление сопровождается подъемом по тем же ступеням, первоначально с зоологическим, затем с младенческим и лишь потом взрослым реагированием» [Кокубава Р. Н., 2006].

По данным С. Г. Лафи, редукция психических функций наблю­далась у 23,61 % больных с ожоговой болезнью [Лафи С. Г.,1996]. Редукция психики при тяжелом заболевании — это использование организмом адаптивно-защитных механизмов (процессов, функций), сформировавшихся на начальных этапах биологической эволюции.

При уменьшении редукции психических функций, тем более когда ее не было, обожженные больные начинают осознавать сбою обезображенность и изменения «сценария их жизни» из-за последствий ожогов. При этом выраженность тревоги и депрес­сии зависит от психотерапевтических мероприятий и, главное, от моральной поддержки близкими людьми, посещавшими обо­жженных людей в больнице. Депрессия и тревога выше у соци­ально не устроенных пациентов. Негативные эмоции, горе, страх перед будущим выше при ожогах (и обезображивании) открытых участков кожи (лица и рук) и, кроме того, гениталий (больные страшатся своей сексуальной несостоятельности), ягодиц (эта локализация ожога всегда ощущается, как только обожженный пытается сесть).

Важным проявлением послеожогового ПТСР бывает нару­шение «схемы тела». Оно случается при увечьях и обезображи­ваниях. У всех здоровых людей есть нормальная «схема тела». Не вдумываясь и даже не осознавая, они всегда представляют, где и какие у них руки, ноги, лицо, голова, туловище, т. е., не обращая на то внимания, люди осознают все наличные под­робности своих тел. Еще в младенчестве ребенок знакомится с собой, изучает у себя тело, конечности, интересуется ртом и другими отверстиями («оральная», «анальная», «вагинальная» и другие фазы младенчества по Зигмунду Фрейду). Для горожа­нина «схема тела» — это, в основном, и видимая, и осязаемая его внешняя пропорциональность и целостность. Лишь забо лев, горожанин чувствует, что у него болит — значит, есть — сердце, желудок, сустав и пр. Селяне, с детства присутствуя при убое и разделке (вскрытии) туш скота, не только познают расположение и вид всех внутренних органов у животных, но и мысленно переносят эти познания на себя. У сельских жителей, имеющих домашнюю скотину, «схема тела» — это адекватное представление не только о своей внешности, но и о внутреннем содержании своего тела.

Представления человека о «схеме своего тела» участвуют в осмыслении того, каким видят его другие люди, и каким он ка­жется себе, «отраженным» видением его другими. «Схема своего тела» участвует в нашем представлении того, какими должны быть окружающие нас нормальные люди (не уроды). Собственное увечье и обезображивание порождают череду взаимозависимых дисфункций в структуре личности и ее взаимоотношений с людьми.

То или иное заметное (или не очень) нарушение «схемы тела» всегда есть у страдающего ПТСР (даже без увечий и обезображи­вания) из-за невольных болезненных изменений представления о себе, о здоровье своего тела, о своем месте в обществе. Наи­более яркие и психотравмирующие расстройства «схемы тела» и «схемы» своего присутствия в социальной среде при ПТСР возникают одновременно с обезображиванием после ожоговой травматизации (и из-за увечий после ранений).

Изучая психические расстройства у ожоговых больных, П. В. Качалов отмечал, что в этом периоде «амнезии редки, но оценка обстоятельств ожога (при упорном расспросе) дается противоречивая (в связи с ослаблением способности осмыслять происходящее). У больных, оказывающихся в условиях сенсор­ной депривации (помещенных в палаты с ламинарным потоком воздуха) отмечаются своеобразные парейдолии ("видения" лиц на перфорированном металлическом потолке) и функциональные галлюцинации (музыка, оклики, слышимые в шуме оборудования). Все эти расстройства носят кратковременный характер» [Алек­сандровский Ю. А., 2000, с. 250).

С. Г. Лафи изучила становление новых взаимоотношений обез­ображенных ожогами пациентов с окружающими людьми.

1. При уменьшении ожоговой токсемии, выходя из состояния с редукцией психики, человек начинает испытывать радост­ные переживания, еще не осознавая, что с ним произошло. Это проблески счастья победы жизни над смертью. Это радость борьбы организма с ожоговой травмой. Восста­навливающееся сознание первыми воспринимает «людей в белом», — медицинский персонал, — по началу безликих, в марлевых масках, заботливых, внимательных. «Они — ласковые, добрые ангелы над мной» (из рассказа ожогового больного 3.)

2. Вторым шагом на пути обретения новых социальных взаи­моотношений становится знакомство с соседями по палате и понимание того, что «и я, и они уже не прежние, а пережившие огненный стресс». Но чувство общности, сближая их, поначалу уменьшает понимание их отличия от здоровых людей.

3. Прорывом из «редуцированного настоящего», из болезни в прошлое время, когда обожженный был здоровым, красивым, становится первое посещение его больничной палаты родны­ми, близкими людьми. Обезображенный ожогом замечает за их добрыми чувствами горестное изумление перед его изме­ненным обликом.

4. Общение с внешним миром людей и понимание пропасти между своей прошлой нормальной, привычной жизнью и нынешнем существованием с измененным обликом возни­кает при первых прогулках по больничному двору, саду. Но у пациента есть еще возможность укрыться в «убежище», в своей больничной палате среди привычных товарищей по несчастью.

5. После выписки из больницы начинается сложная, многофазная адаптация (или дезадаптация) обезображенного человека в мире людей, не могущих скрыть, увидев его, ужаса, брезгли­вости, жалости, стыда.

6. Потом в обыденной социальной среде продолжается динами­ческое формирование послеожогового ПТСР. Американские исследователи Г. И. Каплан и Б. Дж. Садок

обнаружили разворачивание симптоматики ПТСР через 1 -2 года после тяжелых ожогов у 80 % детей и 30 % взрослых [Kaplan H. I., Sadock B. J., 1996]. Весьма отличаются данные российских уче­ных Б. С. Положий и И. В. Турина, отметивших ПТСР лишь у 8,9 % от общего числа обожженных людей [Положий Б. С., 2005, с. 163—175]. Столь большие различия могут быть из-за разной тяжести ожоговых травм и более эффективных методов психо­терапии. Наряду с этим меньшей вероятности возникновения ПТСР в России могут способствовать психосоциальные особен­ности нашего нынешнего общества, закаляющего души людей трудностями жизни.

У подверженных ПТСР существенно сильнее эмоционально-стрессовые переживания ожоговой травмы [Положий Б. С., 2005]. У них возникают:

— фиксация мыслей на тягостных воспоминаниях («погруже­ние»);

— стремление избегать любых напоминаний о перенесенной травматической ситуации («избегание»);

— повышается реактивная тревожность;

— достоверно чаще наблюдается депрессия.

Наряду с этими негативными реакциями у людей, постра­давших от ожогов, возникает «психологическая защита», как «подсознательная регулятивная система стабилизации лич­ности, которая вызывает устранение или сведение к минимуму чувства тревоги, связанного с осознанием конфликта» [там же, с. 163—166]. Психологической защитой могут быть:

— тенденция «держаться героем, которому нипочем прошлая травма» («подавление»);

— «наивная забывчивость» обо всем, что касалось ожогового стресса («вытеснение»);

— недооценка тяжести последствий ожога и неадекватно опти­мистический прогноз восстановления своей дееспособности («отрицание»);

«Казалось бы, именно в таких случаях подавление, вытеснение и отрицание носят характер наиболее адекватных механизмов психологической защиты. Однако без отреагирования мощного аффекта, вызванного перенесенным травматическим событием, данные механизмы психологической защиты не могут быть в пол­ной мере эффективными, поскольку неотреагированная ситуация как бы загоняется внутрь и становится источником отставленного во времени психического расстройства, каковым и является ПТСР» [там же, с. 167].

В латентном периоде, еще до развернутых проявлений ПТСР, уже в первые месяцы после ожоговых травм у пострадавших на­блюдались:

—представления пережитого травматического события, ярче при закрытых глазах, чаще ближе к вечеру и в одиночестве («аф­фективные галлюцинации»);

—переживание своей мнимой вины и якобы упущенных воз­можностей избежать травмы («тревожные руминации»);

— тревога с неадекватной пугливостью;

— навязчивые воспоминания психотравмировавшего события при любом внезапном стимуле (хлопанье дверью, зажигание света в темной комнате и т. п.);

Б. С. Положий отметил, что у обожженных после завершения латентного периода протекают две стадии ПТСР:

Первая — стадия невротических расстройств. «Она начинается в среднем спустя 6 месяцев после перенесенного травматического события и продолжается — при отсутствии специализированной психиатрической помощи — до 2-х лет» [там же, с. 169].

Вторая — стадия психохарактерологических изменений личности. Она развивается в среднем спустя 2 года после пере­несенного травматического события в случае неблагоприятного течения ПТСР, в частности при отсутствии или неадекватности ле­чения на предшествовавшей стадии невротических расстройств» [там же, с. 170].

И первая и вторая стадии могут актуализироваться в раз­ных психопатологических проявлениях. Наличие этих стадий сближает ПТСР с неврозами и указывает на общность ряда болезненных процессов психики в динамике этих заболеваний [Менделевич В. Д., 2005].

Updated: 08.02.2014 — 09:49