В экспериментах с многосуточным вращением испытуемых нами было обнаружено, что дополнительные кратковременные стрессоры при наличии у испытуемых отрицательного эмоционального отношения к ним усугубляли симптомы длительного дистресса (рис. 7, 16, 20, 21). Дополнительные кратковременные стрессоры, вызывающие положительные эмоции, как правило, поначалу уменьшали выраженность имевшихся симптомов дистресса, однако их последействие было разным [Китаев-Смык Л. А., Галле P. P., Гаврилова Л. Н. и др., 1972: Китаев-Смык Л. А., Галле P. P., Клочков A. M. и др., 1969; Котова Э. С., Китаев-Смык Л. А., Устюшин Б. В., 1971 и др.].
А. Стрессор ответственности. Если дополнительны^ стрессор вызывал чувство ответственности, например, пои посещении кабины вращающегося стенда высокопоставленным руководителем, выраженность проявлений дистресса первоначально уменьшалась. Улучшались (до визита резко ухудшившиеся) показатели физической и интеллектуальной работоспособности испытуемых. Результаты замеров содержания «гормонов стресса» (катехоламинов) в крови испытуемых подтверждали мнение о том, что кратковременный «стресс ответственности», мобилизуя работоспособность и чувство бодрости, сжимал как скрытую пружину плохое самочувствие и болезненные преобразования в организмах испытуемых, т. е. долгий, нарастающий кинетоз. (Посещение беспардонных визитеров часто заканчивалось тошнотой и позывами рвоты у них самих.) После такого посещения, т. е. как только чувство ответственности перед «высоким гостем» за свой внешний вид, за свою работоспособность уменьшалось, сразу же происходило резкое возрастание у испытуемых выраженности симптомов дистресса. Происходило как бы суммирование уровня выраженности кинетоза, имевшегося до такого кратковременного эмоционального стрессора, с нарастанием его при дополнительном стрессе из-за визита «высокого гостя». Мы называли такой «взрыв» временно подавленных проявлений кинетоза «синдромом отдачи».
Однако описаны случаи, когда при «стрессе жизни» кратковременный стрессор надолго создавал у людей, находившихся в состоянии дистресса, чувство ответственности и так оказывал длительное положительное последействие (без «синдрома отдачи») и использовался как один из способов улучшения самочувствия и работоспособности в экстремальных условиях [Стенько Ю. М., 1978, 1981;Ткаченко В. Д., 1980 и др.].
Б. Световые и акустические стрессоры. Дополнительные сенсорные нагрузки в виде быстрого увеличения освещенности визуального поля практически у всех испытуемых вызывали резкое ухудшение самочувствия и эмоциональные реакции (в какой-то степени непроизвольные): произнесение междометий, протестные ругательства. Таких реакций не было при аналогичных воздействиях, когда у них еще не начался дистресс (во время трех суток «фонового» пребывания в квартире-центрифуге). Длительное увеличение освещенности утяжеляло проявления дистресса только у испытуемых, отличающихся сенсорной полезависимостью, и, напротив, могло уменьшать проявления дистресса у поленезависимых испытуемых.
Монотонные сенсорные нагрузки в виде световых мельканий, оптокинетических воздействий и монотонных ритмичных акустических сигналов, как правило, усугубляли симптомы выраженного дистресса в условиях длительного вращения. Вероятно, такие монотонные воздействия суммировались многократными гравитоинерционными воздействиями, т. е. с ведущим стрессором при жизнедеятельности в условиях длительного вращения, и это усиливало дистресс.
В. Дополнительные гравиинерционные стрессоры.
Исключением явились дополнительные строго ритмичные, дозированные по интенсивности гравитоинерционные нагрузки — они улучшали самочувствие испытуемых (исследование проводили P. P. Галле и Л. Н. Гаврилова). Причина их парадоксальной «исключительности», вероятно, в следующем. Гравитоинерционные воздействие, возникающие при жизнедеятельности в условиях вращения, сложны и не упорядочены по своей ритмичности, интенсивности и направленности. Дополнительные «упорядоченные» гравитоинерционные стимулы, вероятно, в какой-то мере «упорядочивали» общий фронт гравиинерционных стрессоров, тем облегчая адаптацию к нему.